Надломленный мозг - страница 22

– Ножички – на землю! – сказал Коршун Тимуру, сильнее вдавливая нож в гортань.

Казалось, что лезвие надрезало хрящи гортани. Тимуру было трудно говорить, он захрипел. Коршун чуть ослабил нажим ножа, и Сихонов сипло посоветовал:

– Ты осторожнее. Не переусердствуй.

Рука Коршуна с ножом задрожала, он повторил:

– Ножички, я говорю!

– Положить! – распорядился подручным Тимур.

Достав ножи, поглядывая зло на Коршуна, подручные положили их у ног. В другом положении Сихонов одним поворотом мощного плеча раздавил бы Коршуна, как козявку. Но сейчас любое его неосторожное движение могло привести к непоправимым последствиям.

– Пусть отойдут на пять шагов! – сказал Коршун.

– Да! – кровенея лицом, выдохнул Сихонов.

Попятившись от оружия, подручные отсчитали в уме шаги. Смотрели на Коршуна как на смертника, каждый из них думал, что никуда тот не денется. Ждали момента, когда смогут кинуться к оружию и разорвать парня на куски. Не сомневались, что такой момент скоро наступит. Сихонов тоже был уверен в этом. Просто всему свое время. Коршун пытается продлить себе жизнь, цепляется за нее, но Тимур уже видел, как тело парня бьется в конвульсиях на земле и как он захлебывается собственной кровью. Сжимая пальцы в кулаки, Сихонов не чувствовал рук. Они висели как плети. Его мощные руки, которыми он способен был переломить хребет любому. Но этими руками он не мог пошевелить сейчас, потому что нож у его горла оказывался сильнее.

– Пусть отвернутся мордами в другую сторону! – проговорил Коршун, и в ухе у Тимура зазвенело от его голоса.

– Да! – снова выдохнул Сихонов.

Вперевалку подручные повернулись спинами.

– А теперь мы с тобой медленно пошли вправо, к углу дома! – сказал Коршун. – И давай без придури – нож очень острый, войдет, как в масло!

Тихо они двинулись вправо. От всякого резкого движения нож в руке Коршуна, висевшего на плечах Тимура, дергался и резал кожу на горле Сихонова, выдавливая капли теплой крови. Пока они двигались к углу дома, подручные дергались и поворачивали головы. И Коршуну приходилось окорачивать их:

– Стоять, козлы, иначе ему крышка! Харями не крутить!

Подельники замерли, а Тимур и Коршун скрылись за углом. Но в ту секунду, когда Тимур и Коршун скрылись за углом, подручные бросились к своему оружию. И в ту же секунду Коршун резко нажал на нож и провел им по горлу Тимура. Схватившись руками за разрезанное горло, захрипев, захлебываясь собственной кровью, Сихонов рухнул на землю. Забился в конвульсиях. Выбежавшие из-за угла дома подручные не увидели Коршуна. Его след простыл. Метнулись туда-сюда, спотыкаясь на обломках дома, но Коршун исчез, как будто его не было. Разъяренные, вернулись к телу Сихонова. Тот лежал в луже крови. Красивый новый костюм покрылся ее пятнами. Подручные ничего не сказали друг другу, даже не переглянулись между собой. Затравленно кинули взглядами вокруг и тихо скрылись. Утро отступало перед натиском ясного летнего дня.

После побега от Сихонова Инга с ребенком не пошла домой – боялась, что там ее быстро найдут. Устав от бесконечного бега, опустилась на скамейку возле подъезда какого-то дома, прижав к себе плачущего ребенка. Надо было поменять памперсы и пеленки, но у нее ничего не было, да и сил больше не было. Она покачивала младенца и тихонько вздрагивала, уткнувшись носом в пеленки. Так прошла ночь, и из-за горизонта стал пробиваться серый рассвет. Наваливался сон. Но она настойчиво отгоняла его. Поднимала лицо, трясла головой и напрягала зрение, пытаясь вырвать сознание из тумана сонливости. Не заметила, как во дворе появился дворник. Лишь услыхала шум метлы по асфальту и бряканье металлического совка. Сжалась. Ребенок снова заплакал. Достала грудь. И в этот миг сбоку раздался женский голос:

– Ты чего в такую рань с ребенком на скамейке в одном халате и тапках сидишь?

Повернув голову, Инга увидала смуглую молодую женщину в робе дворника с метлой и совком в руках. Она говорила с небольшим акцентом, ее широкие брови и добрые глаза в сером рассвете особенно выделялись на хорошем лице.

– Больше негде, – тихо отозвалась Инга, вздохнув.