Наказанный развратник - страница 9

стр.

— Антиной — это, по-видимому, я, — сказал он.

В повисшей неприятной паузе вдруг пронзительно затрезвонил телефон, и Сундуков, насупившись, полез в карман.

— Да! Я. Что?.. Сейчас? Ну я не знаю, а что?..

Он встал из-за стола и отошел к окну.

— Ты с ума сошел! — зашипел Сёма. — Не называй его Антиноем!

— Да я ж не называл… Я откуда знаю? Вера сказала…

Саша смущенно оглянулся на Сундукова, который бубнил что-то в телефон. Его мощная кряжистая фигура заслоняла свет робкого апрельского солнца.

— А почему он… Антиной?

— Ну он же Антоний у нас по паспорту. Родители удружили… Ему вместо «здрасьте» каждый второй при встрече говорит: «Антоний, где твоя Клеопатра?»

— Ужас, — посочувствовал Саша. — Но Антоний — это все-таки ничего, почти нормально.

— Ну так-то да. Но у нас в прошлом месяце в афише опечатку сделали. И вместо «Антоний» написали «Антиной». Антиной Иванович Сундуков. И в таком виде его развесили везде. Ну на сайте ладно, быстро поправили, а вот на афишах…

Сундуков тяжело опустился на стул рядом с ними.

— Чертовы спамеры достали! Так о чем мы?

— О «Дон Жуане», — сказал Сёма. — Ты хотел что-то про концепцию.

— А, ну да. Так вот, я говорю, что этой опере надо вернуть ее первоначальный смысл. Это история о том, что разврат наказуем! Что беспорядочная личная жизнь до добра не доведет! Что не надо приглашать в свой дом на ужин кого попало!

— И людей убивать тоже нехорошо, — нерешительно вставил Саша.

Ему было неловко за то, что он обозвал ни в чем еще не провинившегося Сундукова Антиноем, и хотелось сказать ему что-то приятное. Сундуков обернулся к нему.

— Да, кстати, а вот Лепорелло… Как ты думаешь, как он жил до того, как пошел в услужение к Дон Жуану?

— Хорошо жил, — Саша пожал плечами. — Никакие статуи в гости не приходили, никто не проваливался в огненную бездну. Хорошая была жизнь.

Сёма посмотрел на него с укоризной.

— Вообще они ведь не так давно знакомы, если подумать, — продолжал Саша. — Года два-три, не больше.

— Это ты откуда взял? — прищурился Сундуков. — В либретто ничего такого нет.

— В либретто нет, но можно подсчитать. Вот смотрите. По сколько женщин в сутки соблазнял Дон Жуан? Ну так, в среднем.

— По десять, — сказал Сёма.

— Не многовато? — нахмурился Сундуков.

— Ну в либретто же написано, что по десять за раз! Он сам так говорит.

— Тю! Мало ли что он говорит. Здоровья ему не хватит, по десять-то за раз…

— Здоровья, может, и хватит, — сказал Саша, — не будем зря обижать благородного дона. А вот времени точно не хватит. Надо же ему иногда есть-пить, спать… мыться время от времени, ногти стричь, я не знаю… Путешествовать опять же! Они вон где только не были за эти два года, включая Турцию. Нет, по десятку в день никак не успеть.

— Бывали хорошие дни, — возразил Сёма.

— А бывали плохие! Вон вся опера про то, что у него выдался очень неудачный день. Так что десять — это перебор.

— Семь, — сказал Сёма.

— Пять, — сказал Сундуков.

— Сойдемся на двух-трех, — подытожил Саша. — Теперь смотрите. Точное число его женщин нам известно, у Лепорелло все записано.

Сёма надел очки, положил на стол телефон и открыл на нем калькулятор.

— Я понял, к чему ты клонишь. Ну давай посчитаем. Валяй!

Саша откашлялся и затянул вполголоса:

In Italia seicento e quaranta,
in Almagna duecento e trentuna,
cento in Francia, in Turchia novantuna,
ma in Ispagna son già mille e tre!(1)

— Значит, шестьсот сорок в Италии, потом двести тридцать, потом сто и девяносто… и тысяча три. Итого… две тысячи шестьдесят три.

— Теперь дели. Если они ведут этот список с того момента, как Лепорелло начал ему служить… Два года — это семьсот тридцать дней. Получается, в день у Дон Жуана было 2,826027397260274… женщины.

Сёма посмотрел на него испуганно.

— Ну округлим до трех, — милостиво согласился Саша. — А если Лепорелло служил ему три года, то получается… меньше двух женщин в сутки. Полтора землекопа.

— Землекопов я не соблазнял, — обиделся Сёма. — Не надо меня демонизировать. То есть не меня, а Дон Жуана.

Сундуков окинул Сашу одобрительным взглядом. Было видно, что такой серьезный подход к делу ему по душе.

— Я подумывал сделать для Лепорелло небольшую сцену во время увертюры, — сказал он. — Ну, в качестве пролога. Только в либретто ничего такого нет.