Наложница фараона - страница 20
Что же можно придумать? Наконец Элиас заметил среди разговаривающих своего младшего брата Шимона. Элиас обрадовался, хотя обычно встречался с братом крайне редко и совершенно равнодушно. Но теперь…
Элиас подошел к Шимону, улыбнулся и поздоровался. Элиас изо всех сил заставлял себя быть спокойным. Но Шимона удивила эта странная радостность Элиаса. Шимон не сразу ответил на приветствие старшего брата, глянул подозрительно.
«Вот и еще один, живущий, подобно многим, в скучных косных канонах и предрассудках», — подумал Элиас о брате. Эта мысль успокаивала. Тотчас подумалось о том, есть ли у Шимона какая-нибудь таинственность, необычность в жизни, как у Вольфа, например. Это даже показалось забавным, такое предположение. Элиас не сомневался, что ничего таинственного в жизни Шимона нет.
— Ты какими судьбами здесь? — спросил Шимон.
Элиас почувствовал нервическую внутреннюю дрожь в пальцах рук и странное окоченение в ступнях.
Неужели придется еще выслушивать ничего не значащие слова, какими обычно полнится такого рода разговор, когда говорить вроде бы не о чем. То есть это Шимону — не о чем. А Элиас знает, о чем…
И внезапно, радостное, как озноб, с которым не приходит, а наоборот, уходит внезапная лихорадка, пришло решение, такое простое.
— Я недавно разбирал дело Вольфа, так, пустое, но ты, должно быть, слыхал?
Шимон молча кивнул. Выражение лица у него было скрытное и выжидательное.
Элиас сказал, что, видя, как плохо и болезненно выглядит Вольф, он дал ему денег на уплату штрафа и накормил обедом. Элиас старался говорить непринужденно, однако молчание Шимона смущало, заставляло робеть, словно бы спотыкаться на том или другом слове. Неужели он, Элиас, выглядит безумным? И Шимон, заурядный здоровый человек, это почувствовал? Да что почувствовал? Что, в самом деле? Да, Элиас не такой, как многие, он всегда это знал, и Шимон это знает… И хватит об этом!..
Спокойно и уверенно Элиас рассказал, как стал навещать больного Вольфа. Но, конечно, — никаких подробностей, ничего — об их первом разговоре, ни о странном впечатлении, что производят жена и дочь Вольфа. Но, может быть, лишь на Элиаса они производят такое впечатление?..
— Сегодня кто-то в суде говорил, будто в доме Вольфа несчастье. Я вот решил узнать… Но он жив?
— Жив.
Шимон сказал только это «жив», не стал дальше распространяться, не пролился обыденный поток наскакивающих друг на дружку слов и фраз недовершенных. Это смутило Элиаса вновь. Конечно, Шимон ничего не имеет в виду… А что он может иметь в виду? Ведь и не знает ничего из того, что знает Элиас. А что знает Элиас? Можно ли сказать, что Элиас что-то знает? Единственная реальность — это ощущение странности и… страха…
— Хорошо, что жив. А что же случилось с его слугой? Я видел этого парня. Вроде что-то с ним случилось…
— Из окна вывалился.
Шимон произнес эту короткую фразу как-то странно-равнодушно. И в этом равнодушии Элиасу вдруг почудилось что-то издевательское для него, для Элиаса… Как-то странно все шло. И странность эта сбивала с привычной колеи обыденного общения. Теперь Элиасу хотелось просто повернуться и уйти. Но вроде бы так не принято, это заставит Шимона подумать о нем… А что подумать? Подумать, что Элиас…
Но откуда у него это ощущение, будто он, Элиас, в чем-то странном и недоказуемо-скверном замешан? И никто не поймет, в чем именно он замешан, и Шимон прежде всего не поймет. А подумают что-то очень плохое для Элиаса. Но что? Не то чтобы он совсем не представлял себе, что именно подумают. Но представлял как-то смутно. Настолько смутно, что не было ни мыслей, пусть даже нечетких, не представлялось ничего в картинах, эпизодах. Нет. Одни лишь смутные, неотвязные и тягостные ощущения…
Но вдруг пришел совершенно логичный и естественный в данном случае вопрос. И Элиас обрадовался этой внезапной логичности и простоте, хотя сам вопрос был вовсе не радостный.
— Насмерть? — спросил Элиас.
И, чувствуя, что ему необходим если не поток слов, то по крайней мере не краткие фразы… Нужно, да, нужно…
И переспросил:
— Неужели насмерть? Неужели? Бедняга! И как раз когда Вольф так болен…