Намерение - страница 40

— Бьет и издевается? — растерянно повторила Морганит.

— Не жалей его, дорогая, — не переставала женщина. — Сколько уже раз, помогая тебе одеться, я видела…синяки на твоем теле, но ждала, когда ты признаешься! А вчера я чуть собственными руками не придушила его, случайно подслушав, как ты просишь его прекратить. Я бы зашла в вашу комнату и ночью, если бы потом он не стал просить тебя остановиться…Кстати, что ты сделала ему? Сегодня утром твой непутевый муж появился с царапиной на щеке.

— Тетя Беатрис! — вспыхнула Морганит, залившись краской. Горела от стыда, впервые благодаря судьбу, что не сталкивается с озабоченным взглядом няни. С причиной паники. Сердце гулко застучало в груди. До безумия ненасытные поцелуи и доводящие до помешательства прикосновения не могли оставаться без ответа. Крики и стоны — малое, что возвращало ему. Откликом. — То, что вы говорите, это неправда. Ральф…не такой.

— Я же вижу, как по утрам и ты, и он сторонитесь друг друга, — не понимала та. — Не отрицай, дорогая. Плевать на мнение людей, да и сомневаюсь, что он посмел бы открыть рот журналистам о проведенной ночи с дочерью такого человека, как синьор Сальери, а вот ты…Если бы ты не согласилась на этот брак, то…

— …то продолжала бы чувствовать себя неполноценной и одинокой, — договорила за нее Морганит. — Да, он очень странный. В нем много секретов, но, поверьте, любая боль, которую он причинил мне, как вы думаете, не без моего согласия. Вы не поймете это, потому что оно слишком…пошло. Испортил, околдовал меня — называйте, как хотите, но не делайте из него садиста или насильника. Ральф — другой. Вы не поймете его. И меня.

— Ты выросла, — изумилась Беатрис. — Защищаешь мужа, демонстрируя право на него. Только тебе можно его понимать. Ругать. Любить. Сильный колдун Ральф, да, дорогая, раз ему удалось за короткое время маленькую девочку превратить в преданную жену?..

В спальне повисло гробовое молчание. Донеслось до слуха, как женщина встает, отходя от нее в сторону. Приближающиеся уверенные шаги, уже знакомые ей. Судорожно втянула воздух, готовясь к появлению третьего в их разговоре. Сжалась от хлопка двери. Беатрис ушла, оставляя их наедине. Слышал, о чем говорили? Без разницы. Не готова спорить с ним или доказывать обратную версию. Вздрогнула, когда его ладони накрыли лежащие на ее коленях сцепленные в «замок» пальцы. Уверенно и осторожно, словно впервые брал их.

— Я только пару часов назад узнал, какой сегодня день, — хрипловатый голос, вызывающий внизу живота знакомое тепло. — Почему о дне рождении своей жены я узнаю не от нее, а от прислуги?

— Какое это имеет значение? — вырвала руку из слабого захвата. — За две недели ты особо не интересовался общением со своей женой. Тебя устраивает просто наш союз в постели.

— Разве ты не знаешь, что любовницы не предназначены для многочасовых разговоров по душам? — от откровенно нахального заявления к горлу подкатил предательский комок. Резко встала, подрываясь в ванную комнату. Подальше от него. Не дал ей уйти, схватив за запястье и крепко прижимая к сильному телу. Кончик носа уткнулся в привычно место. В его грудь. Дышал ей в макушку, окутывая возбуждающим ароматом. До дрожи желанным.

— Ночью вместе отметим, — его шепот дурманил, но в этот раз не сломит ее сопротивление. — Хороший повод — сходить вдвоем в ресторан или у твоего папочки другие планы?

— Ни папа, ни ты не решайте за меня, — отрезала Морганит, пытаясь высвободиться из его объятий. Сомкнул руки на ее талии, не отпуская. — Дай мне освежиться и поспать!

— Спать в шесть часов вечера? — чувствовала, как губы мужчины скользят по мочке уха. — Ради того, чтобы пойти с тобой на ужин, я ушел с работы пораньше. Ты же не зануда!

— Зануда! — воскликнула зло Морганит. — Я останусь дома. В своей спальни. Никуда я не хочу с тобой идти и ничего праздновать тоже…Ральф, что ты делаешь? Поставь меня!

Вскрикнула, стоило ей быть ловко подброшенной через плечо мужчины. Даже удары, которыми она осыпала его спину, не действовали на него. Перебросил, будто она — тряпочный мешок. Злость на близость смешивалась с неизвестным рождающимся в глубине трепету. Ярость на собственную беспомощность сливалась с вспыхнувшим интересом.