Наперекор судьбе - страница 7
Тем летом, десять лет назад, когда Шери подружилась с Эйприл, ей казалось, что дружнее семьи Тревис нет на свете. Она восхищалась тем, как тепло и заботливо они относятся друг к другу, и, будучи подругой Эйприл, испытала на себе их любовь, Она думала, что так будет всегда, но Джонатан быстро поставил ее на место…
— Не стоит. Я сама позабочусь о ней, — заверила полицейского Шери и почувствовала, как девочка благодарно сжала ее руку.
В душе медсестра ругала себя за мягкотелость — ведь ей не должно быть никакого дела до судьбы девочки. Но она по себе знала, как страшно вдруг оказаться среди незнакомых людей. В свое время ей пришлось несколько недель пожить в чужой семье. Это были хорошие люди, которые старались быть добрыми с ней и понять ее. Но ее пугала сама мысль, что она никогда больше не увидит своего отца. Отец — это все, что оставалось у нее от семьи, и поэтому Шери готова была примириться даже с бесшабашным поведением и замашками бездельника, лишь бы не потерять его.
— Джон, не говори глупости! Как я могу отпустить тебя сейчас? У тебя не только сотрясение мозга, правда, должен признать, что не слишком тяжелое, но ты еще к тому же ничего не видишь!
Филип Херстфилд замолчал и глубоко вздохнул. Закрыв историю болезни, он подошел к кровати больного.
— Ты же умный человек, Джон. Посуди сам, как ты справишься с ситуацией? Скорее всего потеря зрения у тебя временная, однако…
— Тогда выпусти меня отсюда. Мне надо домой, — заявил Джонатан, понимая в то же время по голосу друга, что просить бесполезно.
— Ты всегда был упрямым как осел, — заметил Филип. — Но я, пока нахожусь в здравом уме, не могу позволить тебе покинуть больницу. Уверен, что, если бы мы поменялись местами, ты поступил бы точно так же, как я сейчас. Пойми, что, даже если гематома над глазом пройдет и давление на глазной нерв ослабнет, зрение необязательно восстановится сразу. Так что лучше будет, если ты проведешь ночь здесь. А утром посмотрим…
— Ну хорошо, — согласился Джонатан, лишь бы поскорее остаться одному.
Он любил и уважал своего школьного друга, но голос Филипа стал раздражать его, усиливая пульсирующую боль в висках. Боль, существование которой он так яростно отрицал еще несколько минут назад.
— Сдаешься? Ну хорошо, этот вопрос решили, — сказал Филип, довольно причмокнув.
— А разве у меня есть выбор? — возразил Джонатан, сразу как-то сникнув. — А что с моей дочерью? Как она?
— Я был в отделении неотложной помощи, когда привезли тебя и того парня, в фургон которого ты врезался, но дочери твоей не видел. Уверен, что полицейские связались с твоими родителями и они уже мчатся сюда. Но если хочешь, я пойду узнаю, что с твоей малышкой.
— Спасибо. Хотелось бы надеяться, что родители дома. Они ведь не знали, что мы приезжаем сегодня. Я хотел устроить им сюрприз.
— Я знаю, с каким нетерпением они ждали твоего возвращения домой. А как Эйприл? Она здесь или все еще в Европе? Кажется, она работала там в каком-то журнале.
— Она пока еще в Европе, — ответил Джонатан, подумав, что уже пять лет не видел своей младшей сестренки.
— Ну хорошо, я все выясню, — пообещал Филип. — И попрошу перевести тебя наверх в одноместную палату. — Джонатан почувствовал руку друга на своем плече. — Отдыхай и постарайся не волноваться.
— Легко сказать, — пробормотал себе под нос Джонатан, когда услышал удаляющиеся шаги Филипа, а затем — как с легким стуком захлопнулась за ним дверь.
Мертвая тишина окутала Джонатана, и сразу же вслед за этим гнетущее чувство страха охватило его. Темнота камнем давила со всех сторон, как в могиле, заставляя каждую клеточку тела осознавать, что он слеп.
Там, где раньше были свет и краски, люди и движение, теперь господствовала всепоглощающая чернота, которая пожирала его, делая своим заложником.
Дыхание Джонатана стало прерывистым, воздух как бы застревал в горле, а сердце бешено билось о грудную клетку, готовое вот-вот вырваться наружу. Боль пульсировала в голове, и горький привкус тошноты подступал к горлу. Глотательными движениями он пытался побороть дурноту, но это плохо помогало.