Наперсточники - страница 8

Данила по-собачьи облизнул губы, но не сдвинулся с места.

– Вы совершенно правы, голодному Федоту и борщ в охоту.

Хозяева подняли на него удивленные глаза. Особенно заинтересованно смотрел Сан Саныч, стараясь понять, не к нему ли относится пословица, кто здесь голодный Федот? Давно видно в этом доме так не шутили. Данила не торопился сесть за стол.

– Так-так… значит, сыты, – крякнув, пробормотал хозяин дома, – интересное начало, посмотрим, что дальше-то будет.

Язык у моего приятеля всегда выскакивал впереди мысли, он сначала ляпнет, а потом начинает выкручиваться. Так получилось и на этот раз. Данила сам себя лишил вкусного обеда. Мне показалось, что обжора в душе казнит себя. Анна Николаевна была большая мастерица готовить разную выпечку. Сейчас на кухне стоял ароматный запах свежеиспеченных пирогов. Но Данила не смутился и не старался выпутаться из неловкого положения, а гнул свою, одному ему известную линию. Как потом он мне объяснил, мол, надо было сначала сконцентрировать на себе внимание Настиных родителей, а только потом переходить в наступление. Слишком много внимания он сконцентрировал. Настины предки ждали, что дальше он скажет. Наш приятель не заставил себя долго ждать.

– Чревоугодие никогда не доводило до добра, – начал он философствовать, – я считаю, что пища духовная может дать больше человеку, чем самая вкусная еда.

Теперь уже и Анна Николаевна смотрела широко раскрытыми глазами на новоявленного пророка. А Сан Саныч, рассмеявшись, спросил Данилу:

– И что же она тебе дала?

Данила не стал тянуть резину и выложил козыри на стол:

– В материальном плане – шестисотый «мерседес», в духовном – известность на всю страну.

Перед Сан Санычем лежали документы, полученные нашим приятелем по почте сегодня утром. Хозяева перестали есть и склонились над ними. Теперь Данила, поймав родителей Насти на крючок с наживкой из «мерседеса», совершенно спокойно распоряжался на кухне. Он пододвинул мне табурет.

– Тебе борща наливать?

– Спасибо, не хочу, – я скромно отказался.

– От хлеба-соли не отказываются, надо быть диалектиком, чередовать пост с разговением. Ешь больше – проживешь дольше. Правильно я говорю? – спросил он хозяев дома.

– Ты где набрался таких премудростей? – спросил его Сан Саныч, уже не удивляясь тому, что наш приятель хозяйничает на кухне, гремя посудой.

Данила осторожно ставил перед собой на стол большую тарелку с фирменным украинским борщом.

– Мы два дня на зорьке с батюшкой ловили щурят. А он выпускник философского факультета МГУ. – Посчитав, что в достаточной мере удовлетворил любопытство хозяев, он спросил:

– А где сметана? Без сметаны разве бывает украинский борщ?

– Ой, – переполошилась Анна Николаевна, – я её убрала в холодильник… Максим, садись, не стой… Данила, да как же это так?.. Господи, победить в конкурсе!.. Настя, ты где?.. Данила, ты ешь, ешь и рассказывай.

Наш приятель, довольный произведенным эффектом, уплетал за обе щеки. Уплетал он большой столовой ложкой, а информацию выдавал по чайной:

– Анадама – наш псевдоним.

Сан Саныч довольно спокойно рассматривал лежащие перед ним документы, а у Анны Николаевны аж тряслись руки. «В молодости, наверное, писала стихи, – подумал я, – они, рифмоплеты, все такие, не от мира сего. И как только Данила затесался в их кампанию?»

– Чей, ваш? – послышался вопрос, произнесенный одновременно двумя родителями. Крючок с наживкой они заглатывали все глубже и глубже. Данила с достоинством ответил:

– Наш, то есть Анастасии, Данилы и Максима. Он составлен из первых букв, Анастасия – Ана, Данила – Да, и Максим – Ма. Красиво и благозвучно – Анадама.

– А за что, за что вы попали в победители? – не унималась Анна Николаевна.

– Дай парню спокойно поесть, – одернул ее муж, – еще успеешь расспросить, – и обратился ко мне: – она большая поклонница поэзии. Гете, Низами, Шелли – ее любимые поэты.

– А я поклонник акмеистов, – громко чавкая, признался Данила.

– Ой, завтра мы с тобой о них обязательно поговорим, – восторженно воскликнула Анна Николаевна.

– Нет проблем, – согласился наш приятель.