Напиши себе некролог - страница 4
– Подъедем? – переспросил Яблочков. – Значит, не в одиночку действовал?
Швейцар кивнул.
– Сколько их было?
– Трое. Иван Иваныч и двое парней. Шибко на него похожи. Наверно, сыновья.
– Возраст, приметы?
– Иван Иванычу за пятьдесят, старшему его сыну лет двадцать, младшему – пятнадцать или шестнадцать, кто их, пацанов, разберет? Носы у всех картошкой, волос русый. Старший с отцом наверх пошли. А младший при лошадке остался. Нервничал шибко. Особенно, когда околоточный мимо проходил. Но Степан Филимонович ни о чем спрашивать его не стал, записал себе номерок и дальше пошел.
– Околоточный номер телеги записал? – переспросил Арсений Иванович, не веря своему счастью.
– Степан Филимонович всегда все записывает. Где смитье[7]валяется, где штукатурка треснула, где на телегу вещи грузят. Потому что на память ужо не надеется, больно он старенький.
– Едем в участок, ты – с нами, – сказал Яблочков Захарке.
– Я-то вам зачем? Мне на пост надо. Ежели старший дворник отлучку заметит, со службы попрут…
– Служба твоя на этом закончена. Статья 1645 «Уложений о наказаниях уголовных и исправительных», – процитировал Яблочков на память. – «Те из пособников, коих содействие было необходимо для совершения преступления», наказываются по первой степени статьи 31-й Уложения о наказаниях». Так что ждет тебя, Захарка, дорога длинная в Иркутскую губернию.
– Да какой я пособник? В квартиру даже не подымался. И денег обещанных не получил. Иван Иванович сказал, что сам их Бусурину отдаст. Сказал, игрокам деньги в руки давать нельзя, сразу, мол, проиграешь.
– Повернись-ка, руки тебе завяжу, – велел швейцару Яблочков.
– Гирша Менделевич, да скажите, что я невиновный. И что хороший! Помните, Мойше вашему свистелку смастерил? То-то радость была у мальца. Пощадите, не виноват, – Захарка рухнул на колени.
Купец брезгливо отшатнулся:
– Как же не виноват? Ты на то и поставлен, чтоб имущество мое охранять.
Захарка стал биться головой о стену:
– Прошу, прошу…
– Вставай, хватит ныть, – дернул швейцара за воротник Яблочков.
Оба участка Коломенской части размещались в здании у Калинкина моста. Околоточный первого участка Степан Коптелов только-только вернулся с обхода и, чтобы согреться, гонял чаи с подчасками[8]. Увидев Захарку со связанными руками, воскликнул:
– Ну что? Доигрался? Я ведь говорил, что игра в горку тюрьмой закончится. И домовладельцу твоему указывал. А он в ус не дул: «А что такого? Я тоже картишки люблю».
– Сыскная полиция, чиновник для поручений Яблочков, – представился втолкнувший задержанного Арсений Иванович.
– Околоточный Коптелов, – вытянулся околоточный. – Чайку, ваше благородие, али покрепче желаете?
– Спасибо, тороплюсь.
– За что Захарку задержали?
– Воров в дом пустил.
– Не верьте ему, Степан Филимоныч. Это все жид, Тейтельбаум. Сам себя обокрал, а на меня указывает, – закричал Захарка. – Вернулся сегодня и все подчистую вывез. Шубы, шапки…
– А ну-ка, заткнись, – велел задержанному околоточный и приказал одному из подчасков: – Эй, Сковородников, отведи-ка в камеру…
– Нет, Захарку я с собой заберу, – остановил городового Яблочков.
– Зачем тогда пожаловали? – удивился Коптелов.
– Захарка утверждает, что в пятницу вечером, когда квартиру Тейтельбаума обносили, вы с обходом шли по Офицерской.
– Я по Офицерской десять раз на дню хожу.
– …и номер телеги, на которой приехали воры, записали…
– Сейчас поглядим. Так: «Офицерская, двадцать девять, девять двадцать пополудни, ломовая телега 17342».
– И не лень тебе, Филимоныч, под каждую дугу нагибаться[9]? – удивился городовой Сковородников, молодой розовощекий крепыш. – Шея-то, чай, не казенная.
– Может, и лень. И спина давно не гнется, – с нравоучительными нотками ответил околоточный. – Только, видишь, пригодилось мое рвение, благодаря ему воров сыщут.
– А тебе-то что с того? Награды-то им достанутся, – Сковородников кивнул на Яблочкова, – и благодарность от Тейтельбаума тоже.
– И хорошо. Ведь общее дело делаем. Сегодня мы сыскарям помогли, завтра – они нам. Главное, что обывателю от этого – спокойствие. А нам как раз за спокойствие жалованье и платят.