Наполеон. Годы изгнания - страница 24

стр.

, которые сопровождали императора на Эльбу и вернулись во Францию только после моего приезда в Портоферрайо. Первый из них возвращался к постели своей умиравшей супруги. Такие люди заслуживают уважения за их преданность.

Со мной оставались слуги Жилли[116] и Новерраз, а также Сен-Дени, мальчик при гардеробной. Сен-Дени[117], задержанный в Майнце, приехал только после капитуляции этого города; он привез с собой несколько коробочек с нюхательным табаком, которые купил на распродаже личных вещей Его Величества.

В Фонтенбло император, зная, что Констан и Рустам к нему не вернутся, спросил, где находится Али — это было имя, которым называли Сен-Дени, когда он надевал костюм мамелюка. Когда императору сообщили, что Али находится под арестом в Майнце, он сказал: «Я сожалею, что кому-то пришлось последовать моему примеру».

Крайние комнаты занимали г-да: Дорвиль, швейцар; Жервэ, ведавший бельевой комнатой и мебельным складом; Сантини, хранитель императорского портфеля; два привратника императорского дворца, уроженцы Эльбы Матиас и Аршамбо[118], возглавлявшие ливрейных лакеев (последний стал главным грумом на острове Св. Елены); и, наконец, полировщики Годрон и Леон. В продовольственный отдел входили г-да: Колен, продовольственный контролер, который вскоре вернулся во Францию; его помощник Кеваль, заменивший Колена; Тотен и Киприани, дворецкие (последний последовал за императором на остров Св. Елены); Пьеррон[119], возглавлявший кладовую (он стал дворецким на острове Св. Елены после смерти Киприани); Фердинанд, шеф-повар и два его помощника: Шанделье и Лафосс. В конюшнях стояло около 50 лошадей. Конюшнями заведовал Шовен; главным грумом был Амодрю. Конюшни обслуживали младшие конюхи, их было 18 или 20 французских и эльбанских юношей[120]; Венсан заведовал технической кладовкой.

Я был призван исполнять во дворце обязанности, с которыми мне не приходилось ранее сталкиваться, поскольку я служил до этого комнатным швейцаром. После отъезда г-на Юбера Его Величество вызвал меня и задал мне несколько вопросов, на которые я постарался ответить как можно лучше. Его любезный тон в разговоре со мной заставил меня сказать, что в 1812 году он освободил меня от воинского призыва; на это он заявил: «Ты ошибаешься, я не имел права так поступить». Я напомнил ему, что именно таким и был его ответ на просьбу графини Монтескью, которая ходатайствовала за меня, но он потом из собственного кармана заплатил за мою воинскую замену. «Думаю, я помню это, и я рад, что это был ты».

Я сказал ему, что в Рамбуйе моя мать рассказывала мне о том, как императрица противилась совету своего окружения покинуть Париж и хотела показаться на народе вместе с сыном. Императрица заявила, что она не сомневается в том, что к дочери монарха, члена коалиции, войска союзников будут относиться с уважением. Императрица не верила, что австрийский император, ее отец, может сместить ее супруга с престола и лишить ее сына короны, которая должна была принадлежать ему. Я рассказал императору, как Римский король судорожно хватался за каждый предмет мебели, попадавшийся ему под руку, лишь бы только не ехать в Рамбуйе, который он считал слишком безобразным. Раздраженный тем, что к нему применили силу — а силу необходимо было применить, чтобы усадить его в карету, — он в гневе заявил: «Я не хочу покидать Париж. Папы там нет. А здесь я хозяин».

Император спросил меня, какая сумма мне была положена из тех двух миллионов, которые он распределил в Фонтенбло. Я ответил, что я единственный человек, поехавший с ним на Эльбу, который не был включен в список вознаграждений. «Ты не будешь обижен. Я позабочусь о тебе. Я женю тебя. Я назначаю тебя моим первым камердинером. Я вверяю тебе мой личный кошелек; он содержит 800 000 франков золотом. Пейрюс будет выдавать тебе 3000 франков в месяц на мою одежду и карманные расходы. Ты будешь представлять мне ежемесячно отчет о произведенных затратах, а я буду принимать по ним свое решение».

В императорском дворце на Эльбе соблюдался такой же придворный этикет, как и в Тюильри, но только не в таком масштабе. Допуск к императорскому двору можно было получить по представлению гофмаршала или одного из камергеров. Во дворце принимали только избранных людей. Каждое воскресенье в одной из комнат апартаментов императора проводилась месса, которую служил генеральный викарий Арричи. На мессе всегда присутствовал Наполеон. На нее приглашались гражданские и военные официальные лица; император обычно после мессы встречался с ними. Во дворце часто был слышен перезвон колоколов городских церквей; император в таких случаях, бывало, говорил, что их звук напоминает ему его юность, когда мадам Мер (мать Наполеона) брала его с собой на воскресную мессу, а также о времени, проведенном в Бриенне. Я заметил у императора одну привычку, которая заключалась в том, что всякий раз, когда он хотел опровергнуть выдвинутое против него какое-либо обвинение, он обычно крестил свой лоб большим пальцем и говорил при этом: «Я об этом ничего не знаю».