Наполеон I. Его жизнь и государственная деятельность - страница 9

привязавшийся к нему, как собака, будучи еще сержантом в Тулоне; талантливый, но нередко вялый, небрежный Мармон, этот пророк еще непризнанного гения Наполеона; и Мюрат. Сын трактирщика, беззастенчивый Мюрат с самого начала службы проворовался и выдал своего начальника; при терроре он называл себя Маратом, a потом помогал термидорианцам и наконец стал адъютантом Бонапарта, и женился на его сестре Каролине – полной и пышной даме. С тех пор в нем разгорелось дьявольское честолюбие; его называли “гасконским лакеем и макаронным королем”. Но он всегда оставался искренним, добродушным, мягким с покоренными. Этот великан с черными как уголь глазами и волосами был идеал кавалериста, царь мод и наслаждений, тщеславный, но великолепный рубака, созданный равно и для щеголеватых парадов, и для кровавых битв.

Образцовым начальником штаба был блестящий, расточительный Бертье – бездарный полководец, но неустрашимый боец, а главное – незаменимый хозяин армии и покорный, как машина, рабски терпеливый, работящий, сведущий исполнитель. Из остальных генералов выделялся Ланн – блестящий мот, но храбрец, искавший опасностей, “пигмей, вдруг ставший гигантом”, и нежная душа. Ему не уступали симпатичный республиканец Жубер и тихий, застенчивый добряк, идол солдат Дезе, человек почти с женским сердцем, но всегда готовый с львиной отвагой на смертельные выходки в авангарде. Не портил дела и ловкий проныра Бернадот, хотя это был больше дипломат, чем воин: этот лживый, хвастливый гасконец, надменный честолюбец, который все обещал, ничего не исполняя, приписывал себе чужую славу и упорно шел к своей корыстной цели, вскоре стал злобно поглядывать на своего начальника, завидев в нем счастливого соперника-проходимца; но пока он верно и дельно служил ему. Все эти генералы, вчера еще ничтожества, дружили с офицерами; а офицеры ели из одного котла с солдатами, шли босиком рядом с ними, с сумками за плечами.

Наконец, против австрийцев и сардинцев стоял уже во весь рост сам Наполеон Бонапарт. Правда, никакой гений не творит из ничего. До него создались революционные идеи, а с ними – проповедь свободы и естественных границ: то была душевная потребность нации, вдруг поюневшей, сбросившей с себя вековые цепи. До него пришли французы в Италию, гонимые первою коалицией. Не его и самый перл военного искусства: роясь в архивах в злополучную зиму в Париже, он нашел план похода у маршала Мальбуа, который находился в Италии в 1745 году точно в таком же положении.

Не его знаменитая новая тактика, перевернувшая военное искусство. Она – дело нации и обстоятельств. В сущности, это – Эпаминоидова система клина, пробоины, неизбежная при борьбе с гораздо более многочисленным неприятелем. Новая тактика воплотилась тогда в незабвенном Карно. Этот-то гениальный труженик всегда сначала “подготовлял” битву, тщательно изучив местность и силы неприятеля и пробивая “брешь” в его рядах сосредоточенным огнем, артиллерии; а затем следовала стремительная атака в штыки, это дантоновское дерзновение. Он-то ввел натиск массами: “Искусство генерала, – говаривал он, – всегда встречать врага с превосходящими силами”. У него все четырнадцать армий действовали то врозь, то слитно, словно полки на поле битвы: без палаток и обозов, они, как вихрь, переносились с места на место, уже до боя нравственно поражая неповоротливых генералов монархии. Карно же создал лучшую в свете артиллерию, положил основы славной кавалерии, устроил образцовое интендантство, которое лучше содержало солдат, чем в 1870 году. Наконец, он дал Франции плеяду военных звезд. Отмена привилегии дворян на офицерские места произвела и здесь “патриотическое очищение”: старые родовитые бездарности были заменены молодыми талантами снизу, которые получали чины за заслуги из недели в неделю. Карно создал и уже упомянутых нами, и многих других сподвижников нашего героя, да и его самого.

Так Бонапарт был орудием истории, исполнителем задач, назревших до него. Но только он мог исполнить их так блистательно. Юный генерал провел дело с такой предусмотрительностью, рвением и тонкостью, что сам Массена не мог найти ни малейшей ошибки и стал благоговеть перед новым светилом войны. А “босоножки” уже уверовали в его звезду и готовы были идти за ним в самый ад. Сочувствовала ему и интеллигенция. Он еще мечтал о чистой славе Паоли как возродителя человечества. Он воззвал к итальянцам: “Французская армия пришла разорвать ваши цепи. Французский народ – друг всех народов: идите навстречу ему! Мы воюем только с тиранами”.