Нарушая правила - страница 62

Потому что именно она поставлена на карту.

У Натали есть работа, которая для нее важна. Чем больше мы мутим, тем больше я рискую поставить ее как сотрудника в неловкое положение. Очевидно, я никогда бы ее из-за этого не уволил, но хочу, чтобы она чувствовала себя комфортно на работе. Я должен уважать способность женщины оплачивать свои счета, и поскольку именно я плачу ей зарплату, то не могу позволить командовать своему члену, этому преданному мерзавцу.

Я не хочу быть таким мужчиной.

Если продолжу трахать Натали, что у нее в итоге останется, когда все пойдет не так? А все пойдет не так. Это неизбежно. С отношениями всегда так, особенно когда они начинаются на работе.

Натали ждет меня у кофейной палатки на фермерском рынке на Юнайтед-сквер, в одной руке у нее пакет с клубникой, а в другой — стаканчик. Она приветственно машет, затем передает мне его.

— Именно так, как тебе нравится, — говорит она, и от ее комментария у меня ёкает в груди.

То, что кто-то заказывает тебе кофе, не имеет большого значения в грандиозной схеме жизни, но приложенные усилия, чтобы получить правильно приготовленную чашку кофе, — это одна из тех мелочей, которые могут заставить улыбнуться.

Тем не менее, улыбка сейчас кажется ужасно неуместной. Мы занимаем один из маленьких зеленых столов, установленных на краю рынка, в окружении хипстеров, жующих фалафель и пьющих имбирную содовую. Я разворачиваю стул и сажусь на него, положив руки на спинку. Делаю глоток кофе и снова ее благодарю.

Заправив за ухо прядь своих светлых волос, Натали быстро улыбается и кладет клубнику на стол. Запустив руку в сумочку, она достает какие-то бумаги.

— Я вчера загрузила пакет документов для развода по обоюдному согласию. В нем масса форм, и большинство из них не используются, но мы в любом случае должны их заполнить. Насколько я понимаю, весь процесс может занять от шести недель до нескольких месяцев.

— Ого. Почему так долго?

— Нью-Йорк заставляет тебя из кожи вон лезть.

Она просматривает формы о разделении имущества супругов, об ответственности за совместные долги, об опекунстве и поддержке детей, о материальном содержании, о страховых выплатах и массу других юридических тонкостей, и мне кажется, что моя голова сейчас начнет крутиться, как в фильме «Экзорцист». О, да, также они напоминают мне о том, что я — полный придурок, предложивший нам тогда пожениться. То, что должно было быть веселым и смелым, превратилось в узел, который чертовски трудно распутать.

Я качаю головой.

— Проклятье, я реально чувствую себя идиотом мирового масштаба, в первую очередь потому, что именно я сделал предложение. Я понятия не имел, что это превратится в такую катастрофу, — говорю я, тяжело вздохнув.

— Я тоже не думала. Но что еще ты можешь сделать, кроме как засучить рукава? — Натали выдавливает улыбку, и я должен сказать, что впечатлен тем, что она не пускает на самотек тот беспорядок, который мы устроили, будучи взрослыми людьми. Затем она заговорщически шепчет: — Мы словно непослушные дети, которые поздно выбрались из дома, взяв машину. Но вместо того, чтобы наслаждаться острыми ощущениями полуночной езды, мы сбиваем почтовый ящик соседа, а теперь делаем дополнительную работу по дому, чтобы за него заплатить.

Я хохочу.

— Почему у меня такое чувство, что ты говоришь, вспоминая собственный опыт?

Она показывает на себя пальцем.

— Эта девушка такое сделала.

— Серьезно?

— В шестнадцать, рисковала свой репутацией.

— Поскольку мы играем в признания, — выдаю я, растягивая слова, — я ничем не лучше.

У Натали отвисает челюсть.

— Ты тоже?

— Мы поехали летом в дом моего дяди, и я угнал его «Кадиллак» и случайно переехал кусты его соседа. Он не был счастлив. В то лето я должен был каждую субботу садиться на поезд до Джерси, чтобы косить газон того соседа и подстригать кусты, чтобы компенсировать стоимость роз.

Натали поднимает руку, и я хлопаю по ее ладони.

— Это делает нас паршивыми овцами в наших семьях?

— Бе-е... — блею я, как овца.

У нее сияют глаза.

— Ты можешь подражать звукам животным?

— Хочешь большего?

Она возбужденно кивает.