Нас было тринадцать - страница 3

— Ладно, ладно. Буду рад, если ошибаюсь. Но ты комсорг, и на тебе ответственность. Сам знаешь, как портятся характеры во время зимовки. Каждый пустяк может превратиться в конфликт.

Ночью налетел буран. Сильнейший ветер завывал, сотрясал дом, швырял в окна густые массы снега и льдинок.

Зимовка началась.

Жизнь лаборатории текла размеренно и однообразно. Листопад, Марина, Гиви, Олег и я продолжали опыты на Альфе. Кронид Августович, Бойченко и Харламов собирали новую экспериментальную установку на Бете. Петрович творил чудеса в своей маленькой мастерской. Иногда он ходил на Бету и помогал устанавливать новые приборы.

Долгие зимние вечера сроднили небольшую, отрезанную от мира группу людей. Случалось, кто-нибудь начинал рассказывать о себе, о семье, о прошлом. В каждом таком рассказе еще слышались отзвуки войны. Фронтовые эпизоды, утрата близких, счастье нежданных возвращений, ликование в День Победы. Все было еще свежо в памяти.

Приезд Бойченко внес новое в наши вечера. Виктор пел вод гитару, читал стихи, потом надумал учить танцевать рок, который тогда только входил в моду. Молодежь увлеклась. Даже Олег однажды не выдержал и такое изобразил, что тетя Лиза, всплеснув руками, воскликнула:

— Это что же за танец смертельный?

Только Гиви не принимал участия в общем веселье, садился в угол и мрачно оттуда поглядывал.

Однажды кто-то попросил Виктора рассказать о себе. Он неохотно сообщил, что родился на Украине, в Чернигове. Там его и застала война. Родители погибли. После прихода наших окончил школу, затем в Москве — университет.

Процедил несколько скупых фраз и тут же начал над кем-то подшучивать. Парень он был колючий. У всех подмечал недостатки, острил, иронизировал… Смеялся над мрачным видом Гиви, над Олегом, который, по правде сказать, не очень удачно пытался приобщиться к современным танцам. Даже лысина Петровича и бороды Кронида и Харламова не остались без внимания.

Один из вечеров мне особенно запомнился. Виктор поймал по радио джазовую музыку и с увлечением танцевал то с Верой, то с Мариной.

Я невольно залюбовался нашими женщинами. Вера — смуглая, с удлиненными, немного монгольскими темными глазами, изящная, как танагрская статуэтка. Марина — статная, сероглазая, с густыми волосами цвета спелой ржи. Обе, оживленные, с блестящими глазами, немного раскрасневшиеся от танцев, были удивительно красивы в тот вечер.

— Откуда это взялись нарядные платья и даже туфельки на высоких каблуках? — разворчался Олег. — Вот уж не думал, что на Памир берут туалеты.

Танцующие устали и о чем-то говорили, сидя на диване. Затем Марина встала и захлопала в ладоши.

— Товарищи, внимание! Виктор будет читать стихи.

Бойченко вышел на середину комнаты, легким движением головы откинул прядь волос, свисавшую на лоб, в начал:

У Виктора был низкий красивый голос. Читал он, сдержанно, негромко, с искренним чувством. Вера и Марина не сводили с него глаз.

Кому он читал пушкинское «Желание славы»? Вере? Марине? Или кому-то, кто остался в Москве, кого он мысленно сейчас видел?.. Увы, впечатления вечера были испорчены его финалом.

Кронид Августович был глуховат и тщательно это скрывал. Все знали его недостаток и старались при нем говорить погромче. Виктор же, будто нарочно, говорил с ним особенно тихо, а в тот вечер сел напротив и стал молча шевелить губами. Кронид Августович сначала растерялся, а потом все понял и, ничего не сказав, ушел в свою комнату.

Возмущенный Петрович подошел тогда к Бойченко.

— Что ты ко всем привязываешься? Сам, что ли, без недостатков? И над тобой посмеяться можно.

— Ну я смейтесь. Один восточный мудрец сказал:

— Боюсь, что мудрец-это сам Виктор Бойченко, — вмешался в разговор Б. В. — Однако уместнее вспомнить слова Фирдоуси:

Если же говорить серьезно, то ваша выходка безобразна. Вам здесь жить и работать. Прошу задуматься над моими словами.