Нас ленинская партия вела... Воспоминания - страница 14
Офицер закричал:
— Немедленно разберите завал! Даю пятнадцать минут! Расходитесь, иначе будем штурмовать!
Прошло полчаса. На баррикадах не было заметно никакого движения. Офицер скомандовал:
— Вперёд, на штурм!
Полицейские, крадучись, пошли вперёд. В них полетели камни, послышались одиночные револьверные выстрелы. После непродолжительного боя защитники баррикады оставили её. Полицейские стали разбирать завал. Они хватали убегавших рабочих, арестовывали их, отводили в участок.
Баррикады возникли также на Греческой и Базарной улицах. Там в дело пошли магазинные щиты, балки, вагоны, старые экипажи и телеги, телеграфные столбы, даже похоронные дроги. Рабочие разобрали решётку Александровского сада от Успенской до Почтовой улиц.
Я принимала участие в стычках с полицией на Греческой и Базарной улицах. Сражения с полицией с перерывами шли с утра до вечера. Менялись отряды нападающих, на смену раненым защитникам приходили их товарищи. Если враг на время овладевал баррикадой, мы прятались от пуль за телеграфными столбами, фонарями, афишными тумбами, за выступами зданий. Стрелял каждый камень. Наш огонь заставлял полицейских отступать. Бои носили летучий характер — утихали в одном месте, возникали в другом. Чувствовались их разрозненность, отсутствие единого, продуманного руководства. Постепенно борьба затихала. Дольше всех держались защитники баррикад на углу Пушкинской, Базарной, Успенской улиц и Щепного переулка.
Вскоре на помощь полицейским пришли громилы из черносотенных «Союза русского народа» и отрядов Михаила Архангела. В большинстве своём это были лавочники, приказчики, купеческие сынки, гимназисты из зажиточных семей. Они заходили с тыла, внезапно нападали, завязывали рукопашные схватки. Это вызвало всеобщее возмущение. На улицах шумел народ, обсуждая события.
Я с трудом пробиралась на главную улицу. Подступы к ней были запружены людьми, всюду стихийно возникали митинги. Слышны были возгласы:
— Долой самодержавие! Держитесь, товарищи, скоро придёт помощь!
18 октября город узнал о том, что царь издал манифест о свободах. Не разобравшись в сути его, многие одесситы ликовали:
— Конец борьбе! Мы добились своего! Уступил народу царь-батюшка, теперь пойдёт другая жизнь!
Баррикадные бои прекратились повсеместно.
Мы разъясняли, что царь не может даровать народу свободу, что надо брать её силой, что манифест — это только обман трудящихся, выиграли от него одни богатые.
И как бы в подтверждение наших слов на Молдаванке, Пересыпи, в бедных районах города начались погромы...
По приказу священника Михаила Дудницкого и пристава Слободского района Колоды три дня и три ночи глухо, тревожно звонил колокол старой Рождественской церкви. Он звал на постыдное, ужасное дело: на погром!
Тяжкое несчастье обрушилось на бедняков Одессы. У евреев, цыган и татар, жителей Дальницкой улицы и всей Молдаванки стыла кровь в жилах от беспрерывного звона. Выполняя тайный указ царского правительства, поп и пристав организовали кровавую резню и грабежи в бедняцких кварталах города. С ужасом смотрели мы на зловещее шествие погромщиков, защитников царя, «спасителей России», которые с хоругвями, портретами Николая II, подстрекаемые властями, вооружившись ножами, гирями, кастетами или просто палками и камнями, врывались в квартиры «иноверцев», грабили, убивали или калечили людей, повинных лишь в том, что на них не было крестика. Особенно свирепствовала шайка атамана Пеликана, состоявшая из уголовников, недавно оставивших тюремные камеры.
Солдаты, которым надлежало охранять слободку, бездействовали. Погромщики беспрепятственно избивали бедноту, а богатых поп отпускал за большой выкуп «в пользу храма господнего».
Погромы застали нас врасплох. Как-то не верилось, что на такую мерзость могло пойти даже царское правительство. Но как только ударил колокол и пришли первые известия о погромах, в условленном месте собрались члены горкома РСДРП. Мнение было единым:
— Наша первейшая обязанность — организовать рабочие отряды для защиты бедноты, связаться со студентами университета, привлечь их на свою сторону.