Нас много - страница 18

Картошка поспела.

Настенька поставила сковородку около командира и подала ему вилку. Сами они вооружились ложками.

— Ух, хороша! — похвалил картошку лейтенант. — Только, кажется, соли маловато.

Настенька вдруг положила ложку и отошла в угол. Лейтенант увидел, как у нее задрожали плечи.

— Настенька, ты чего? — удивился лейтенант. — Почему ты плачешь?

— Да соль, понимаете, забыла принести. Все есть, а соли нет. Вот она и ревет, как начальник продовольствия…

Настенька совсем не ревела, а плакала тихо, но очень горько.

— Настенька, перестань! Это чепуха. И без соли поедим… Стой же! У меня ведь, кажется, есть соль. — Лейтенант полез в карман шинели и достал спичечную коробку с солью. — Есть! Порядок!

Настенька успокоилась, застенчиво улыбнулась и отобрала у лейтенанта коробку. Но картошку она посолила только на той половине, с которой ел лейтенант.

Ребята старательно заботились о своем раненом. Лейтенант мог спокойно лежать, и дня через два ему стало легче, раны на ноге понемногу затягивались.

Однажды вечером в лесу вдруг закричала кукушка.

— Что за диковина! Зимой — и вдруг кукушка кукует, — тревожно прислушиваясь, сказал лейтенант.

— Четыре раза? — спросил, встрепенувшись, Коля и раздетый выскочил из землянки.

Через минуту дверь открылась, и в землянку вошла мать с Бориской на руках. За ней вошел Коля и улыбающийся «товарищ Ю.», «начальник разведки».

Настенька бросилась целовать Бориску и маму. Коля тормошил друга:

— Ну, Юрка, рассказывай. В деревне фашисты? Грабят?

— А то нет? Скоро ни поросенка, ни курицы в живых не останется. Все подчистую сожрут. А вшей на них — страсть! А мы к вам совсем прибежали.

Мать рассказала обо всем. Трусливый Клок очень боялся, как бы немцы не узнали о том, что у них был раненый лейтенант, и не убили его за это. Решил сам пойти и рассказать все старосте, назначенному фашистами. Он просил его в случае чего замолвить за него словечко, сказать, что он, Клок, тут совсем не виноват, а виновата мать да ее ребята. Ну, а староста сразу сказал об этом немецкому офицеру. Ивана схватили и повели на допрос. Он стал отказываться, говорил, что это совсем чужие дети спрятали раненого и он не знает, куда они делись.

— А комендатура в нашей избе, — перебил Юрка. — Офицер-то по-нашему плохо понимает, кричит на дяденьку Ивана: «Ты имеет брата-партизана! Ты есть русский партизан! Мы приказал вешать тебя за голова!» Так его и повесили. А я сразу понял, где вы спрятали лейтенанта. Я побежал к тете и говорю: «Берите скорее вашего маленького и идите, а то они вас тоже заберут». Вот и привел.

— Прожили мы все в этой землянке, пока я не услышал, что наши орудия бьют рядом. Тут не выдержал, попрощался со всеми и пошел к вам навстречу. Знаете, ребята у нас замечательные, честное слово, и таких у нас много. Зубами загрызем всякого, кто на них руку поднимет…

Так закончил свой рассказ раненый командир, которого мы нашли в лесу за Солнечногорском после боя.