Нас не брали в плен. Исповедь политрука - страница 50

Это было 14 сентября. Когда стемнело, мы смело пошли к «Мокрому колу», прислушиваясь к движению автомашин. Машины ходили по шоссе очень редко, а к полуночи совсем перестали ездить. В полной тишине мы спокойно перешли шоссе и зашагали по болотистому мокрому лугу с кустами ивняка и осокой. Ночь была очень темная, безлунная. Мы шли и неожиданно вышли к воде. Берег низкий, а противоположного не видать. Проверяя направление течения, мы бросили маленькую палочку в воду и смотрим: она медленно движется к северу, а Десна течет на юг. У меня возникло подозрение, что это не Десна, я тихо сказал об этом капитану, и он согласился со мной. Что же делать? Мы решили ждать рассвета, нашли плотный куст на сухом месте и улеглись спать. Только начало светать, а мы все были уже на ногах. Капитан, имеющий очень острое зрение, рассмотрел в середине реки кусты и в них лодку. Теперь мы не сомневались, что находимся на берегу Десны, а вода у берега крутит в обратную сторону потому, что русло резко меняет здесь направление.

Настюха обещал нам еще на Соже сплавать за лодкой, и вот теперь мы обратились к нему — выручай. Он разделся, окунулся и сказал, что вода очень холодна, он не доплывет. Мы с капитаном осматриваемся вокруг: справа по течению на берегу на высоком холме деревня Муравей, в ней нет еще движения, немцы пока спят; налево от нас в Десну впадала Судость, а дальше был виден железнодорожный мост на дороге к хутору Михайловскому из Унечи. На противоположном берегу были стога сена, очень большие и плотные ивовые кусты, а дальше за ними сосновый лес; сзади нас паслись на лугу лошади. Я предложил капитану поймать лошадей и с их помощью переправиться, но вода холодна и у берега большая глубина — лошадь не пойдет в воду. Другим моим предложением было наложить сена в плащ-палатку и плыть, но капитан сказал, что он не умеет плавать и утонет вместе с палаткой. Но нельзя же сидеть сложа руки и чего-то ждать! Назад нам пути уже нет, немцы непременно обнаружат нас! Я решил идти с Шуваевым по берегу, вниз по течению. Вверх идти не было возможности; кусты подступали к самой воде и впереди было впадение Судости. Пригибаясь, чтобы нас не так было видно, мы пошли краем берега. Подошли к разрушенной лодке, осмотрели ее: увы, она разломана и наполовину засыпана песком. Идем дальше, и на наше счастье у берега стоят два толстых дубовых бревна, а на них поперек два еще более толстых кряжа. Говорю Шуваеву: «Садись на одно, а я на другое и поплывем к другому берегу. Может, не рассыплется наш плот». Сели, я оттолкнулся своей палкой, и мы поплыли: я гребу палкой, а он прикладом винтовки. Мы еще не доплыли до половины реки, как нас понесло опять к берегу: река делала крутой поворот влево, а течение средины реки — стрежневое, более мощное, чем у берега, относило нас. Мы заволновались, гребем сильнее и чаще. На наше счастье, река снова изгибалась вправо, и нам легче было преодолеть стрежень. Теперь течение относило нас в нужную сторону, и мы радовались, что скоро будем за Десной.

На берегу напротив нас лежало толстое дубовое бревно, около метра толщиной. Я говорю Шуваеву: «Посмотри, там никого нет?» Не успел он посмотреть, как из-за дуба поднимается человек с нашей винтовкой, в черных ботинках с желтыми обмотками и говорит, услышав наш разговор: «Как же нет никого? А ну, давай к берегу». А я ему говорю: «Где ты родился?» — «На Волге», — «А где на Волге?» — «В Вольске», — «А Пугачевскую улицу знаешь?» — «Знаю!» — «Так вот, я живу на Пугачевской, 37, земляк». Так, с разговорами, мы причалили к берегу. Красноармеец был не один: второй находился в секрете. «Земляк, — сказал он мне. — Мы вас давно засекли, а вы нас видели?» — «Нет». Я рассказал, что на правом берегу еще остались трое наших товарищей, встретивший нас боец сам отправился за ними и перевез их всех сразу. Теперь мы были у своих, но встретившие нас отобрали для порядка наши винтовки. Наган мой они не видели под гимнастеркой (а я отдать его им не предложил), да еще у нас были гранаты, о которых они не знали. Скоро нас привели к стогу сена, внутри которого очень хорошо был сделан наблюдательный и командный пункт. К нам вышел старший лейтенант — летчик и удивился, увидев у меня такие же петлицы. Мы разговорились, и он скоро поверил, что мы не немецкие шпионы, а советские командиры. Оказалось, он командует стрелковой ротой, потому что после ранения летать ему не разрешили. Старший лейтенант возвратил нам винтовки, и мы направились в тыл.