Наш Артем - страница 19
По маленькой, по поповской, а карта прямо по пословице шла и шла к новичку. Под рукой у него выросла куча денег. Вот и поп стал задумываться, скрести свою спутанную мокрую бороду, исправник и вовсе взопрел, а учитель или землемер каждый раз, когда надо было ставить деньги, отворачивался от стола, долго копался в подкладке сюртука, тяжело вздыхал, вытаскивая засаленные ассигнации.
Уже и жара спала, и в открытые окна потянуло речной прохладой, пассажиры разбрелись по каютам, а игра продолжалась до тех пор, пока на востоке не заалел край облаков и пароход, тяжело отдуваясь и устало шлепая плицами, не приткнулся к пустынному в этот ранний час причалу. Поп и исправник спохватились, им нужно было выходить.
Игра прервалась. Учитель, теперь транспортер знал, кто был его партнером, пошатываясь, побрел в каюту. Транспортер же чувствовал себя отвратительно — выигранные деньги словно раскаленные угли прожигали ему карман.
В каюте духота, уснуть не было никакой возможности. Уже совсем рассвело, на палубе появились любители ранних прогулок. Транспортер выглянул в окно и тотчас заметил учителя. Так и есть — сторожит, наверное, принял его за пароходного шулера и дожидается первой пристани, чтобы сдать на руки полицейским. Переконспирировал, — подумал транспортер. — Так глупо угодить в лапы блюстителей, не доставить по назначению партийную литературу, а самому пойти в тюрьму и ссылку».
Федор так живо представил себя на месте этого транспортера, что даже передернул плечами от пробежавшей по спине волны холода. Ничего, транспортер тогда выкрутился, разговорился с учителем, отдал половину выигрыша на сельскую библиотеку, расстались они друзьями.
А могло кончиться все очень печально.
Федор с независимым видом прошел мимо шпика, только что распевавшего «Марсельезу», но тот не обратил на него внимания.
…И все же даже здесь, во Франции, нужно вести себя аккуратно. В Женеве он слышал от товарищей, что именно в Париже на улице Ля-Греннель, 79, обосновалось не только российское посольство, но и заведующий всей иностранной агентурой министерства внутренних дел Рачковский — прожженная бестия на поприще политического сыска.
Сентябрь во Франции, наверное, самый благодатный месяц. Уже умерило летний пыл солнце, но осень не спешит вступить в свои права. Чуть подпалились золотом каштаны, и Париж словно расцвел в улыбке. На улицах масса загорелых, свежих лиц. Столики на тротуарах рядом с кафе пестрят дамскими шляпками с умопомрачительными цветочными клумбами на тулье, бистро полны, и Париж выглядит самым веселым и беззаботным городом в мире. Во всяком случае, таким он показался Федору.
Правда, вечером, блуждая по кривым улочкам между Севастопольским бульваром и площадью Бастилии, забредая в тупики квартала Мара, Федор несколько изменил свое мнение о «веселом Париже». Здесь нет уютных кафе и не видно беззаботной толпы, и женщины этих кварталов не носят на головах цветочные клумбы. А в «предместье страждущих» по склону горы Святой Женевьевы — темно, грязно и безлюдно, совсем как в Москве на Пресне. Здесь в свободное время измученные трудом люди предпочитают спать, здесь даже молодежь не смеется, а только улыбается.
Ну что ж, теперь все стало на свои места. Сергеев был уверен, что именно в этих кварталах он найдет новых друзей и товарищей.
Он приехал в Париж для того, чтобы учиться.
Здесь основана Высшая русская школа общественных наук. Ее создали замечательный русский ученый, микробиолог Илья Ильич Мечников и профессор Максим Ковалевский, еще в 1887 году уволенный из Московского университета за «отрицательное отношение к русскому государственному строю». Эта школа — причина появления Сергеева в Париже.
Первые недели пребывания в столице Франции Федор целиком употребил на поиски работы. Это оказалось не так-то просто. Европа вслед за Японией и Америкой вползала в глухую пору экономического кризиса, причем развивался он неравномерно, одни отрасли промышленности еще наращивали темпы, другие уже их сокращали, выбрасывая на улицы тысячи рабочих. На бирже труда с утра и до ночи не протиснуться. Федор получил представление о житье-бытье парижских пролетариев и убедился, что трудовому люду при капитализме одинаково худо живется, будь то в России, во Франции, Англии или Америке.