Наш лисенок - страница 41

— Что ж с ней стряслось? — удивился отец. — Утром тянула.

— Утром тянула, — подтвердила мама.

— У тебя обе вьюшки открыты? — спросил отец.

— Обе и до самого конца! — ответила мама.

По папа, как видно, не очень поверил ее словам; переступив порог, он вошел в кухню, чтобы самому проверить, в чем там дело. Но и он нашел, что все в порядке, а дым валил по-прежнему. Тогда он вышел во двор посмотреть на трубу: над ней не вилось ни единой струйки.

— Чем дальше, тем хуже, — пробормотал отец в недоумении. — Погоди немного, вот управлюсь с делами, посмотрим, что там стряслось.

Мама вышла во двор, потому что дым щипал ей глаза. А Атс, утверждавший, что дым ему нипочем, только чуть-чуть в носу щекочет, как челнок сновал с кухни во двор и со двора снова на кухню, где было так интересно бегать в густом, дыму. Он не помнил другого такого замечательного дня: сначала голова лисы, высунувшаяся сквозь крышу, а теперь дым на кухне, да такой густой, что от одной стенки до другой ничего не видно. Атс снял пиджачок и стал им размахивать.

— Что ты делаешь? — спросила мама.

— Выгоняю дым из кухни, что ему там делать, — ответил Атс.

— Перестань, дым и сам уйдет, — сказала мама.

Но Атс считал, что дым сам не уйдет, и продолжал размахивать пиджаком с таким усердием как будто делал невесть какое необходимое дело. Но тут мама спросила:

— Каким это ты пиджаком размахиваешь — старым или новым?

Атс сделал вид, будто не слыхал вопроса: мама уже давно велела ему переодеться, но он тотчас забыл об этом.

— Ах ты плутишка! — воскликнула мама, не дождавшись ответа. — Ты так извозишь в дыму и саже свое новое платье, что оно станет хуже старого! Марш в комнату и закрой за собой дверь!

Делать нечего, пришлось Атсу перестать гонять дым, но он так спешил снять воскресную одежду, что у него не хватило времени сложить вещи на стул, не говоря уже о том, чтобы повесить их на вешалку и убрать в шкаф, и позднее мама нашла его новые брюки на полу. Но толку от этой спешки не было никакого.

Когда он вернулся на кухню, чтобы разгонять дым теперь уже старым пиджаком, оказалось, что дым почти весь уже сам вышел через открытые двери и окна. А нового не прибавлялось: мама залила огонь водой, чтобы наконец освободиться от дыма.

У отца, пока он распрягал лошадь и отводил ее пастись на край ноля, было достаточно времени все хорошенько обдумать. Вернувшись домой, он еще раз спросил, тянет ли труба, а услышав, что мама погасила огонь, сказал ей:

— Я думаю, что погода тут ни при чем. Пойдем-ка наверх, поглядим, что это там лиса набедокурила.

И они снова все втроем поднялись на чердак. Атсу тоже хотелось увидеть, что натворила Мосса и как теперь с ней поступит.

Но Мосса по-прежнему ничего не делала, а все еще сидела на куче песка и обозревала окрестность сквозь дыру в крыше, будто кто-то пригвоздил ее к этому месту.

— Ты только подумай, что зверю может понравиться! — сказал отец. — Помнишь, все над помещиком смеялись, когда он над своим домом стал башню строить, а оказывается, даже лисе по душе смотреть сверху вниз.

— А она глядит вовсе не вниз, а вдаль, — сказала мама. — Помещик тоже хотел глядеть вдаль, а не себе под ноги.

— Мы ведь тоже забираемся на елку, когда хотим посмотреть, где лес горит, — сказал Атс.

— Ну, ты сразу со своим лесным пожаром, — проговорила мама. — Часто ли этот лес горит. Да и Мосса не лесник.

Но отец, внимательно рассматривавший, что натворила лиса, прервал их разговор, задумчиво произнес:

— Чудно! Как она могла собрать в кучу песок со всего чердака, если она на цени. Я еще нарочно укоротил цепочку.

С этими словами отец подошел к лисе, дернул за цепь. И сразу оторопело воскликнул:

— Цепь-то разорвана! Лиса на свободе!

Поставив ногу на песчаный холмик, на верхушке которого все еще сидела Мосса, он дотянулся до обрывка цени.

— Ну-ка иди сюда, плутовка! — сказал отец и стянул лису с кучки песка. — Хватит тебе глазеть, пора ответ держать.

Но у лисы на уме был только лаз, который она проделала в кровле. Она изо всех сил рванулась обратно. Но ей уже никогда больше не удалось просунуть голову в эту дыру — ни в тот день, ни потом. Никогда больше не удалось ей глянуть вниз и вдаль, чтобы любоваться, как бродят по траве петух и куры, как летают и поют в лесу птицы, как движутся по проселочной дороге лошади, телеги, собаки и люди, совсем ей незнакомые. Никогда больше не удалось ей увидеть кроваво-красное мерцанье солнца, спускающегося за лес.