Наша союзница – ночь - страница 13

стр.

На следующий день нас с Рудольфо приняли в Центральном комитете партии, который охранялся в связи с действиями остатков пятой колонны и провокациями анархистов.

Когда мы вошли, Хосе Диас встал из-за стола и вышел навстречу. Крепко пожал мне руку. Я представилась, представила и Рудольфо. Диас пригласил нас сесть. Выглядел он усталым, но бодрым.

Рудольфо начал излагать свои соображения и предложения, возникшие при подготовке группы. Диас внимательно слушал мой перевод. Отвечал медленно, и мне было легко переводить. Иногда в знак согласия он кивал головой или говорил:

– Си, камарадас!

Во время беседы неожиданно вошла статная женщина в черном платье. До этой встречи мы не раз видели на фотографиях и сразу узнали Пасионарию. Рудольфо прервал свой доклад. Хосе Диас представил нас Долорес Ибаррури. Она приняла активное участие в нашей беседе. Говорила она быстро, и я не успевала всего переводить Рудольфо. Из беседы с руководителями Коммунистической партии Испании мы поняли, что ее Центральный комитет ведет большую работу по развертыванию партизанской борьбы в тылу мятежников.

– Впереди много трудностей, – говорил Хосе Диас, – их нелегко преодолеть, но на то мы и коммунисты, чтобы не отступать перед ними.

На следующий день для школы отпустили необходимые средства. А главное – прибыли 12 человек под командой капитана Доминго Унгрия. Они приехали на трех легковых машинах и грузовике.

И тут я вспомнила слова Рудольфо, сказанные им в первые дни занятий с группой:

– Все будет. Будут и машины, и не одна. Машин в Испании много. Хватит и нам.

С прибытием группы Доминго прибавилось забот и работы. Опять учеба, практические занятия. Но мне было уже легче, да и Рудольфо так не нервничал. Теперь у него были помощники. Устройству и применению диверсионной техники помогали обучать вновь прибывших наши «старички» – наши «падрес» («папаши»).

Теперь мы выезжали на практические занятия на своих машинах и проводили их прямо на автомобильных и железных дорогах.


Был декабрь, а в «маленькой испанской Африке», как называли испанцы узкую полосу низменности Леванта (провинции Валенсия и Аликанте), примыкавшей к Средиземному морю и отделенной горами от остальных районов в стране, где даже ночью было тепло, а иногда – прямо-таки жарко.

Ясное голубое небо, жаркое солнце, и только изредка, после полудня, на большой высоте появлялись белые клочки облачков.

Стояла пора сбора апельсинов. Урожай отличный, но экспортировать фрукты было трудно – сказывалась блокада интервентов. Цены на апельсины были низкими, много плодов оставалось под деревьями, устилая землю золотистым ковром. В перерывах между занятиями мы могли наслаждаться свежими, ароматными и вкусными, приятно пахнущими фруктами.

Под Валенсией мы любовались замечательной оросительной системой, построенной в течение сотен лет.

По каналам, питаемым горной рекой Турией, спокойно текла прохладная, живительная влага, которой орошались сады и огороды. Каналы виднелись и вдоль дороги, они расходились по полям и садам, а кое-где дорога проходила под каналами. В одном месте убирали кукурузу, а рядом сеяли пшеницу. Всего в 150 километрах южнее Валенсии, под городом Эльче, мы оказались в настоящих субтропиках.

– Как в Африке! – восхищался Доминго, любуясь красивыми, высокими пальмами.

И тут он не удержался от желания просветить меня и Рудольфо:

– Первые водохранилища и каналы построили еще мавры, завоевавшие Испанию. Потом систему полива и орошения стали развивать и испанцы. Климат в Испании самый различный: в горах на высоте более двух тысяч метров – снег, а внизу, в долинах – жара, но не хватает влаги, засуха. Вот если землю поливать, то в долинах, защищенных с севера высокими горами, при поливе можно получать два и даже три урожая.

Доминго остановился и обождал, пока я перевела сказанное Рудольфу, а затем продолжал:

– Одно дело построить водохранилища и каналы, а другое – распределять собранную воду. Каждый стремится побольше получить воды из каналов. Вот тут-то и был создан трибунал де агуас – «водный суд». Один на всю страну. Состоял он из 7 судей, которые разбирали все споры и распределяли воду. Решения этого трибунала были окончательные и обжалованию не подлежали.