Наша восемнадцатая осень - страница 7
— Ты что — по тридцать! Да у тебя через пятнадцать километров язык через плечо висеть будет!
— Под Старым Лескеном леса очень красивые, буковые! — мечтательно говорит Витя Денисов. — Мы с братом туда ходили. На Аргудан, Такие чащобы…
— Это на Аргудане-то буковые леса? Сплошной терн! Буком там и не пахло, — возражает Витя Монастырский.
— Ни буков там, ни терна, самый простой лес, вроде как у нас за Хасаньей, — лениво говорит Лева Перелыгин.
— Вот на Череке леса… — начинает Вова Никонов, но спорить никому не хочется, и все соглашаются, что на Череке лучшие леса в мире.
Мы лежим на траве. Вася Строганов лениво дымит своей «Пушкой», Витя Денисов закинул руки за голову, закрыл глаза и, кажется, дремлет. Гена Яньковский вытянулся рядом со мной, и лицо у него озабоченное, Если бы не было войны, мы через две недели пошли бы в школу, В десятый класс. А теперь какая уж школа. Еще весной девять городских школьных зданий из одиннадцати были заняты под эвакогоспитали, а в оставшихся двух занятия шли кое-как, да и то только в младших классах. Старшеклассников мобилизовали на оборонные работы. Мы тоже рыли целый месяц огромный противотанковый ров под Котляревской. Девочки наши, окончив краткосрочные курсы медсестер, работали в госпиталях. Они уже повидали войну, вернее — ее результаты. Они передавали нам рассказы раненых. Из этих рассказов мы узнавали такие подробности о боях, например за Ростов или Ставрополь, каких не было ни в одной из газетных сводок.
Однажды я зашел за Тоней Селиной на Школьную улицу. Еще накануне мы уговорились пойти в кино в клуб «Ударник». Там обычно гнали военную кинохронику, а под конец угощали каким-нибудь новеньким фильмом из довоенной жизни. Администрация клуба никогда не сообщала заранее, какой будет фильм. На объявлениях просто писали: «Звуковой художественный», и это было даже интересно — не знать, что будешь смотреть. Как-то мы два вечера подряд путешествовали с детьми капитана Гранта по тридцать седьмой параллели, Зато в следующий раз наслаждались знаменитой «Кукарачей» и бесподобными «Тремя поросятами» Уолта Диснея.
Обычно Тоня ожидала меня в начале улицы у водоразборной колонки. Но на этот раз она не пришла. Минут пятнадцать я утрамбовывал подошвами новых ботинок пыль вокруг несчастной колонки, а потом направился к ее дому.
Дверь мне открыла Нинка, ее сестра.
— А Тонька сегодня операцию делала! — шепнула она. — У них было восемнадцать раненых. Сейчас отдыхает.
Тоня лежала на диване. Увидев меня, она медленно поднялась и села, положив руки на колени. Так делала после тяжелой работы моя мать.
— Тонь, давай побыстрее. У меня билеты на семь пятнадцать, — сказал я и осекся.
Она смотрела на меня так, как никогда не смотрела раньше. Будто все вокруг: и комната, и стол, на котором в узкой вазочке стоял букет подсохших цветов, и я, и диван, на котором она сидела, — все это очень далеко и не имеет для нее сейчас никакого смысла.
— Тоня…
— Я не могу никуда идти, — сказала она.
— Ты себя плохо чувствуешь? Устала, да?
— Нет…
Она сказала это так глухо и безнадежно, что я испугался.
— Ну скажи, что с тобой? Что?
— Меня назначили сегодня в операционную, Иль. Санитаркой. Уборщицей…
— Ну и что?
— Если бы ты видел, что там… Если бы ты только видел!.. Я больше не пойду в госпиталь. Я не могу больше. Не могу, не могу, не могу!..
Она вдруг закрыла лицо руками и заплакала. Она захлебывалась плачем, как девочка-первоклассница, и у нее вздрагивало все; плечи, голова, колени, а я как дурак стоял рядом, и в голове у меня звенела дикая пустота.
— Восемнадцать человек, Иль… У хирурга весь халат красный, как у мясника… Четыре ампутации ног… А руки… я их выносила в ведре… с пальцами… Одна по локоть… Эти бинты, тампоны… А один умер прямо на столе… Я туда не пойду больше, Иль. Можно сойти с ума… Ты этого не видел… Ты ничего этого не видел и ничего не знаешь!..
Она подняла лицо, сырое от слез, испуганное, чужое, и уставилась в угол комнаты, продолжая вздрагивать. Понемногу она успокоилась и словно окаменела. Я присел рядом с ней. Только сейчас до меня начало доходить, что за эти несколько месяцев она стала намного взрослее, чем я.