Наше море - страница 52
Ветер на море почти стих, светила луна, когда катера отряда Глухова в 21 час 15 минут вышли из Геленджикской бухты и взяли на буксир баркасы и мотоботы с десантными войсками.
Цемесская бухта была погружена во мрак, противник не ожидал здесь неприятностей с моря. Он методически, как всегда, обстреливал район Кабардинки и зажигал ракеты на переднем крае у Мысхако. Изредка прожекторы освещали море на подходах у Южной Озерейки. Отсюда, с катера Глухова, огни далеких прожекторов казались полыхающими зарницами, какие бывают в летние предгрозовые ночи где–нибудь в степи у Сиваша.
Море, сколько мог с мостика охватить взглядом Глухов, было заполнено сторожевыми катерами, мотобаркасами [118] и мотоботами. Катера шли в трех кильватерных колоннах, нагруженные до отказа людьми и техникой. У мыса Дооб катера, ориентируясь по специально зажженным створным огням, ложились курсом на Новороссийский порт.
Умело и твердо руководил отрядами командир высадки контр–адмирал Холостяков. Его командный пункт был расположен на Дообском маяке. И он оттуда мог наблюдать, как вдоль берега проходили в кильватерном строю десантные отряды.
В 1 час 30 минут начальник штаба высадки капитан 2 ранга Нестеров доложил Холостякову:
— Все десантные отряды прошли мыс Дооб. Катера идут, четко соблюдая строй!
Глухов, стоя на мостике катера, вполголоса разговаривал с Василием Андреевичем Ботылевым. Как только катера легли на светящийся створ у мыса Дооб, Глухов услышал тревожный вопрос, которого ожидал:
— А не увидят эту иллюминацию немцы?
— Нет, разведчики уже проверяли. Подбирались на резиновых шлюпках к самым воротам порта и оттуда гребли на Дооб. Все сделано как надо, Ботылев!
— Тебе, Дмитрий Андреевич, можно позавидовать: будешь знать, как идет операция. А мы, морская пехота, как выскочили на берег, так скорее бы зацепиться за какой–нибудь дом или стенку. А потом и не видишь уже ничего, что находится дальше автоматной очереди. Дым, грохот, кровь!
Глухов внимательно посмотрел на молодого офицера. Он понимал его состояние. Моряки шли очищать от врагов родную землю. И каждому хотелось поскорей узнать об исходе боя, увидеть освобожденный город. И хоть город лежит еще в развалинах, но люди уже мечтают о том времени, когда задымят трубы заводов, зацветут деревья на берегу, в порт придут теплоходы.
И Глухов подумал: «Не ценили мы многое до войны, а как хорошо, бывало, на зорьке посидеть с удочкой в Лесной пристани».
Ботылев родился под Москвой, в Рублеве, окончил Черноморское военно–морское училище, участвовал в десанте в Феодосию, за что был награжден орденом Красного Знамени, высаживался с Куниковым на Мысхако. Ботылеву недавно исполнилось двадцать два года. Он смущался [119] своей молодости и яркого румянца на щеках, ему очень хотелось походить на старых просоленных моряков, каким был, по его мнению, Глухов.
К мостику в ночной полутьме подошел морской пехотинец в стеганом ватнике.
— Что тебе, Колот? — спросил, сразу же узнав своего бойца, Ботылев.
— Да ребята интересуются пирсами, где высаживаться будем. Не дадите ли нам карту, товарищ капитан–лейтенант? Мы в кубрике ее еще раз посмотрим.
— Хитрый народ матросы! Наверное, что–нибудь новое придумали, — проговорил Ботылев, обращаясь к Глухову. — Пойду потолкую с ними. — И он, ухватившись за поручни, легко спрыгнул на палубу через ступеньки трапа.
— Пошли, Колот. Ты, я вижу, уже скучаешь без меня! — сказал он матросу.
Часть десантников расположилась в кубрике, и слышно было, как они вполголоса пели свою любимую песню:
Со смертью мы поспорим,
Пускай умрут враги.
Идет пехота моря —
Чеканные шаги.
Нам в бой ходить не ново
И бить фашистский сброд.
Мы знаем лишь два слова:
«Победа» и «Вперед»!
Глухов по–прежнему оставался на мостике. Темнело. С моря потянуло свежим ветерком. «Норд–ост к утру, наверное, задует», — подумал Глухов.
Флейшер доложил Глухову, что сейчас должны быть секущие береговые створы — последний ориентир, откуда катера устремятся по прямой в ворота Новороссийского порта.
Перед самым отходом кораблей Глухов распрощался с Косидловым, который должен был идти на катере.