Наследие джиннов - страница 14
Держа руку на рукоятке ножа, он вопросительно взглянул на меня. Я отступила от прилавка, кивнув себе под ноги. Всадник за открытой дверью уже спешивался. В ту секунду, когда он повернулся спиной, чужак рванулся вперёд, перескочил через прилавок и нырнул под него, чуть задев меня плечом.
Я едва успела встать обратно, когда в лавку ввалились трое мужчин. Первый шагнул вперёд, внимательно оглядывая крошечное помещение. Наконец его взгляд остановился на мне.
Молодой, с аккуратно зачёсанными назад волосами и пухлыми щеками, он выглядел зелёным юнцом, но шитый золотом шарф через плечо выдавал офицера.
– Добрый вечер, господин, – поклонилась я со всей почтительностью, остро ощущая, как чужак под прилавком старается дышать тише.
– Для тебя – господин тысячник! – Офицер нервно дёрнул рукой, но сделал вид, будто поправляет манжеты.
– Что будет угодно господину тысячнику? – Льстить армейским я давно уже выучилась.
Двое солдат встали по сторонам двери, словно часовые. Один выглядел типичным старым служакой и стоял навытяжку, вытаращившись перед собой. Другой, наоборот, был ещё моложе командира, а может, даже и меня. Бело-золотой мундир сидел на нём мешковато, на лице застыло отсутствующее выражение. Такому в армии долго не выжить, не успеет даже пообтесаться.
– Мы разыскиваем мужчину, – надменно процедил офицер с резким северным акцентом. Похоже, из благородных.
Чужак под прилавком сжался, задев мою ногу. Боится, что я его выдам, или узнал голос? Интересно.
Я озадаченно моргнула со всей возможной наивностью.
– Чудно́ как-то! Обычно в наших местах мужчинам нужны женщины.
Слова вылетели прежде, чем я успела себя одёрнуть. Застрелит же – и будет прав! Старый солдат кашлянул, подавляя смешок, но офицер лишь нахмурился, сочтя меня, видимо, идиоткой.
– Преступника, – пояснил он. – Ты видела кого-нибудь?
– Да мало кого, – пожала я плечами. – Толстую Паму с сыновьями, потом святого отца…
– Тот человек не местный! – Офицер снова завертел головой, прошёлся туда-сюда. От его тяжёлых шагов звякали бутылки на полках.
– Вот как? – Я следила, как он заглядывает за мешки и осматривает полки с продуктами.
Запасов почти не осталось, никого там не спрячешь. На прилавке вдруг блеснула искоркой красная капелька. Кровь? Будто невзначай я накрыла её ладонью – к счастью, офицер смотрел в другую сторону.
– Ты бы сразу его заметила, – добавил он, всё так же надменно чеканя слова.
Я беспечно улыбнулась, как будто сердце у меня в груди не колотилось, а ноги не порывались умчаться в холмы.
– Да говорю же, почти никого не было… тем более чужаков.
– Точно?
– Я никуда не выходила с самого утра. Жарко, все по домам сидят.
– Надеюсь, девочка, у тебя хватает ума не лгать.
Я прикусила язык, сдерживая язвительный ответ. Сам-то ты кто? От силы на пару лет старше меня, ровесник Змея. Опершись на прилавок и не снимая руки с кровавого пятна, я доверительно подалась вперёд.
– Лгать грешно, господин тысячник, мне это известно.
Жалко, Тамид не слышит – вот бы посмеялся!
Внезапно заговорил молодой солдат:
– Эта пустыня полна греха.
Мы повернулись к нему одновременно. Как ни странно, офицер молчал. Неудивительно, что старший не слишком скрывал свой смех. Ни один командир, пользующийся хоть каким-то авторитетом, не потерпит от рядового такой дерзости.
Встретившись взглядом с юнцом, я вздрогнула, вдруг заметив, что глаза у него голубые. В жизни не видывала таких мираджийцев – все они смуглые, черноглазые и темноволосые. Синие глаза и светлая кожа – типично галанский признак.
Получив право на наше оружие, иностранцы почувствовали себя хозяевами во всём. Пару лет назад в Шалмане повесили молодую Далалу аль-Йимин, после того как галанский солдат с ней позабавился, а женщины посёлка дружно утешали её мать: мол, всё к лучшему, всё равно такая порченая никому не нужна. Тогда я и задумалась о собственных синих глазах и поняла наконец, что имел в виду отец, ругая мать подстилкой для чужаков. Да и никто в посёлке не верил, что от двух черноглазых родителей могла родиться такая синеглазка, как я. Скорее всего, моя мать просто оказалась умнее той Далалы и вовремя успела выскочить за Хайзу, чтобы выдать за его дочь младенца от чужака, подкараулившего мираджийку тёмной ночью.