Наследница некроманта - страница 22

Мы идем следом за созданием Манна, которое несет перед собой зажженную свечу, освещая путь. Минуем множество комнат, за которыми, как я представляю, находится еще больше монстров, похожих на нашего проводника, и тех, кого нам «посчастливилось» лицезреть. Самаэль на удивление мирно относится к тому, что я держу его за руку. Мне так спокойнее.

— Спальня хозяина, — существо отпирает дверь комнаты и входит внутрь. — Камин исправен, я растоплю его для вас. По ночам здесь бывает холодно, хозяин не любил, когда холодно.

— Я сам, — отвергает помощь воин и собирается вернуть свою руку, но я продолжаю держаться за него. Сказать что-то в присутствии монстра он не решается и терпит мои прикосновения.

— Человеку захочется поесть?

Монстр смотрит на меня, и зажженная свеча впервые дает шанс разглядеть его. Он мог бы быть второй Мадлен, идеально похожим на человека, если бы не отсутствие у него части лица. Ее будто заклеили куском кожи: не видно ни глаза, ни половины носа и рта. Теперь понятно, отчего его речь искажена. Еще у него отсутствует правое ухо и волосы на голове. Он не просто чудовище, он двуликое чудовище. С разными по длине руками.

— Нет, — запоздало отвечаю на вопрос. Хорошо хоть мое пристальное внимание не смущает этих существ. — Я не голодна, — сдохнуть предпочтительнее, чем принимать пищу из рук нечеловеческих созданий. — Я бы хотела поспать, — намекаю на то, что ему пора покинуть спальню.

— Как прикажете, — монстр послушно выходит из комнаты, а я вновь прижимаюсь к Самаэлю, боясь находиться хоть в футе от пугающего создания.

Дверь захлопывается. Мы остаемся одни.

— Надо уходить, — перемещаюсь к окну со всей возможной скоростью, на которую способна, учитывая боль в раненой ноге. Одергиваю плотные шторы. — Мне самой не выбраться, но ты ведь сумеешь вылететь. Они и не заметят нашей пропажи и не смогут поймать.

— Мы никуда не пойдем, — воин подходит к камину и, как и обещал, легко разжигает его с помощью простых спичек и лежащей рядом бумаги.

— Я не останусь здесь, — топаю ногой, возомнив себя черт знает кем, наслушавшись подобострастных речей чудовищ. — Это все противоестественно и неправильно, они неправильные, — указываю на дверь. — Их же там десяток, а то и больше. Тебе, может, и не впервой с такими общаться, но я не выросла в цирке уродов и не привыкла…

— Мои братья и сестры, — Самаэль подлетает ко мне — и клинок кинжала касается открытой шеи, — воины света. Чистые создания, которым Господь доверил охранять таких, как ты. Это вы, люди, порочны и лживы, вы прогнили изнутри, ваши души отравлены, ваши сердца — уродливые комки плоти. Ты недостойна стоять рядом со мной, говорить со мной…

— У тебя все еще есть шанс исправить это, — в порыве нахлынувшего отчаяния подаюсь вперед, чувствуя, как первые струйки крови бегут из надреза на шее. — И если ты не сделаешь этого, то я все равно уйду. Я помогла найти тебе это место, привела к пристанищу Манна, теперь ты вправе делать все, что заблагорассудится. Призови свою королеву, и можете свить здесь себе гнездо.

В моем старом мире без горгулий и демонов мужчины часто бьют женщин. Об этом сообщают по телевизору, это слышишь на лестничной клетке, становишься свидетелем на улице. Тетя говорит, так поступают лишь слабые мужчины. Она учила меня, что нельзя позволять никому бить себя, особенно тому, кто клялся тебе в любви.

Самаэль мне ни в чем не клялся, он просто пошел за мной и все терпел. Но в этот самый миг почему-то хочется, чтобы он ударил меня. В голове заново проносятся оброненные слова, слетевшие с языка так некстати. Глаза воина полны неприкрытого отвращения, точно так же я смотрела и на монстров этого дома. Мое лицо отражается в глубине его глаз, и я не узнаю саму себя: глупая, ничтожная и трусливая. Я жмусь к Самаэлю, ищу поддержки и защиты, не отпускаю от себя, вечно смотрю, как бы тот не исчез, а потом беру и оскорбляю самое важное для него. Его королеву. Она ведет их вперед, она — их собственный свет во тьме, и я покушаюсь на эту святыню, поганю ее своим языком.

***

— Это глупо, — произносит Саша, сидя на кровати спиной к двери и лицом к окну. — Все происходящее — глупо.