Наследница поневоле - страница 4

стр.

— Джейк, так ты действительно не знаешь, что за подлец перебежал мне дорогу? — спросил блондин и щелкнул пальцами, подзывая официанта.

— Боб… Поверь мне… Если бы я знал… Ведь мы друзья! — Укоризна, звучавшая в голосе Джейка Херби — весельчака и плейбоя, с поразительной легкостью промотавшего состояние и давно уже жившего в долг, — казалась совершенно искренней. Даже его аккуратно подстриженные темные усики словно вздыбились от негодования. — Боб, дружище, но почему ты так уверен, что Бет обзавелась новым любовником? Прежде ты ее абсолютно устраивал, поскольку и… — Херби хихикнул: — И удовлетворял ее непомерный сексуальный аппетит, и вел все ее дела… Бет не та женщина, которая упустит выгоду. Неужели ты думаешь, что она закрутила роман со старшим компаньоном фирмы? Со старикашкой Мейнсфилдом? Он же не выдержит и одной горячей ночки с Бет… Развалится!

Молодой, еще совсем недавно преуспевавший адвокат Роберт Гаррис поправил светлую прядь, упавшую на лоб, велел официанту принести кофе и, на мгновение задумавшись, свел брови.

— Послушай, Джейк… — тихо проговорил он, наклонившись к приятелю. — А ты откуда знаешь о вулканическом темпераменте Бет?

Херби фыркнул:

— Если бы я не знал, то был бы единственным на Лонг-Айленде, которому неизвестно, что Элизабет Моргенсон, вдова, красавица и миллионерша, — сумасшедшая нимфоманка!

Боб, мрачно усмехнувшись, кивнул, взял чашку кофе, принесенную шустрым официантом, и, морщась, отхлебнул.

Несколько смущенный Джейк всей пятерней взъерошил вьющиеся каштановые волосы и испытующе уставился на адвоката, который под грузом свалившихся на него неприятностей утратил всякую способность к ведению легкой, непринужденной беседы.

— Ничего… — словно обращаясь к самому себе, пробормотал Гаррис. — Я знаю, как досадить этой неблагодарной твари! Если она думает, что ей сойдет с рук… Использовала меня, а потом выбросила на помойку за ненадобностью! Да еще… Ты знаешь, что она приказала Мейнсфилду меня уволить?

— О… Боб! Я тебе сочувствую… А может быть, она узнала о крошке Пэм? О Пэмеле Прескотт? И от злости?..

Блондин вздрогнул.

— Про нее никто не знал! — воскликнул он с жаром. — Никто!

Собеседник покачал головой:

— Не скажи. Помнишь, перед Днем благодарения мы встретились у «Астории»? Ты усаживал крошку Пэм в машину. Я тогда еще спросил тебя, где ты нашел куколку с такими дивными волосами? С трудом верится, что это не парик. Правда, ножки подкачали — коротковаты… и нос… Такой острый, что уколоться можно…

— При чем здесь нос Пэм? Что ты мне голову морочишь? Кроме тебя, никто о ней не знал! — взвился адвокат.

— Я бы выпил еще, Боб…

— Хватит! Я лишился работы, а ты, насколько я знаю, еще не отыскал богатую вдовушку! Какого черта ты назначил встречу здесь? Можно было поговорить и в заведении попроще!

— Я должен сохранять свое лицо! — важно ответил Херби. — Впрочем, раз уж ты стал таким скупердяем, я сам заплачу. Официант! Шампанского!

— Так что ты говорил про Пэм? — раздраженно передернув плечами, спросил Гаррис.

— Как только вы уехали, ко мне подошла Валентина Вальдмайер и спросила, кто это был с тобой…

— О-о! — простонал адвокат, хватаясь за голову. — Почему же ты не предупредил меня? Так вот в чем дело…

— Ерунда! Я сказал ей, что это твоя кузина из Вайоминга, она и успокоилась. Правда, при этом гнусно улыбалась… Но ты же знаешь, Валентина всегда так улыбается…

— Лучшая подруга Бет… — Гаррис сморщился, будто раскусил стручек жгучего перца. — Ты должен был предупредить меня! Наверняка эта сучка что-то заподозрила и начала копать! Она всегда только и ждала случая, чтобы подложить мне свинью… Ох, Джейк, какой же ты идиот!

Блондин прикрыл рукой глаза, а на губах его приятеля вновь появилась неуверенная, готовая в любую секунду исчезнуть улыбка.

В бокалах зашипело шампанское, и адвокат поднял голову.

— Даже если Бет узнала о Пэмеле, она не смела так поступать со мной! — Его голубые глаза наполнила совершенно детская обида.

Впрочем, Гаррис частенько вел себя как большой ребенок — примером тому могла служить его поразительная доверчивость: он всегда удивлялся, когда его предавали или обманывали, хотя сам не считал зазорным немного словчить и кого-нибудь надуть.