Наставник [СИ] - страница 12

Леонид кивнул и отпер дверь — за ней угадывались смутные тени. Мэла передернуло — он знал, что скрывается за матовостью этих стен, но все равно не смог скрыть нервного напряжения.

Высокие, от пола и до потолка, стеллажи под завязку напичканы электроникой, о предназначении которой Мэл мог лишь догадываться, мониторы на столах — наверное, несколько сотен, не меньше! — а за столами люди. Вернее, биоморфы.

Четверо наблюдателей, у каждого от виска тянется по нескольку десятков проводов, небрежно скрученных в жгуты. Глаза наблюдателей были полуоткрыты, а губы едва двигались, шепча что-то неразборчивое.

— Мои ребята сделают все, что в их силах, — сказал Леонид. — Они только сменились, поэтому может понадобиться больше времени, но…

— Я понял.

Вид наблюдателей вызывал жалость, намешанную с любопытством. Глядя на нервно подергивающиеся лица, Мэл испытывал интерес, с каким смотрят на что-то отталкивающее, вроде того, как смотрят на труп, раскатанный по асфальту после автомобильной аварии.

Страшно, но просто невозможно отвести взгляд.

Было еще кое-что. Давящий гул вентиляторов охлаждения, словно гигантский рой пчел, зависших над ухом. Мэл подошел к одному из наблюдателей и склонился над ним:

— Девушка, двадцать пять лет. Волосы темные. Биоморф, боец. Рост примерно… рост — метр шестьдесят. Телосложение худощавое. Период времени… — тут Мэл замялся, — с шести утра четвертого октября по настоящий момент.

Мэл ждал какой угодно реакции — уточнения внешности Евс, насмешки, что под такое описание подходят сотни и тысячи девушек (принадлежность Евс к биоморфам никак по камерам не определить), к вежливому отказу, в конце концов!

Ответом стало гробовое молчание.

— Они меня слышат или я зря тут сотрясаю воздух? — спросил Мэл.

Леонид позволил себе сдержанную усмешку. Черные глаза главы наблюдателей бесстрастно смотрели из-под кустистых бровей. Просто человек, но за все время, проведенного с биоморфами, он успел их изучить вдоль и поперек.

— Они слышат тебя. Точнее, слышат от тебя бессмысленный набор букв. Вы… как бы это объяснить… существуете в разных плоскостях. Ты для них просто помеха в эфире. Для наблюдателей не существует понятия «реальность»: они бы и вовсе не отключались от системы, но даже мозг генетически измененного не может работать бесконечно, да еще и при таких нагрузках. Если не отключать их вовремя от потока и не погружать в принудительный сон, то… ладно. Кого, говоришь, там найти надо?

Мэл без лишних слов протянул фото Евс. На нем ученица выглядела куда старше, чем на самом деле: утренние тренировки еще не вошли для нее в привычку, вызывая жесточайший недосып.

Леонид полюбовался на фото, а после подошел к свободному столу, взял пучок проводов. Мэл мельком успел разглядеть, как блеснули лапки нейромагнитных замков перед тем, как те хищно впились Леониду в висок.

Тело главного дернулось, сползая в кресле.

Ожидая результат, Мэл бессистемно шатался по комнате. Несколько раз, любопытства ради, бросал взгляд на мониторы (и не увидел там ничего, кроме бегущего единым непрерывным потом, полотна цифр). Во время этого импровизированного обхода Мэл случайно наступил на провода, тянущиеся к голове одного из наблюдателей: тот, совсем молодой мальчишка с веснушчатым носом, выгнулся в беззвучном крике, царапая подлокотники кресла. Глаза наблюдателя слепо таращились в пустоту. Он вел себя так, словно ему было физически больно. Мэл шарахнулся в сторону и тут же спиной наткнулся на кресло другого наблюдателя.

Спас его, как ни странно, Леонид: широкие, как лопата, ладони удержали кресло в вертикальном положении, одновременно с этим хватая Мэла за предплечье, не давая и дальше наводить хаос на вверенной ему, территории.

— У меня есть результаты, — сказал он. Леонид поманил Мэла в угол, где притулился дешевенький принтер: — никак не избавимся от этого хлама… Мы им почти не пользуемся, все время забываю включить его в список техники, подлежащей списанию. А эти… — Леонид покосился на наблюдателей, — им вообще все до одного места.

— Давайте уже ближе к делу.

Мэл чувствовал, что с каждой секундой времени остается все меньше. О том, чем может обернуться такое опоздание, он старался не думать. Предчувствие скорой беды тугим обручем сжало сердце.