Настоящая фантастика – 2010 - страница 66

Репкину сделалось нехорошо.

— А с заданий возвращаются?

— Всякие чудеса бывают. Ты, главное, раньше времени не сри, понял?

— Ну, а отказаться от задания? Или самого послать, навести винтовку, и пускай идет?

— Салабон — вот ты кто. Нельзя, у него же мандат. Мандат так устроен, что ослушаться нельзя, к тому же у мандата и право на трибунал, а это — расстрел на месте, генерал стреляет собственноручно. Сказал — пальнул.

— Тогда почему бы его тихо не нейтрализовать, чтобы не успел отдать приказ или там вякнуть, и отстрелить из катапульты, запереть в штабе? — в Репкине просыпался студент.

— Дурак, против мандата даже пукнуть не успеешь. Были умники, не думай.

Репкин замолчал, задумавшись о мистических свойствах мандата. «Интересно, — подумал он, — генерал что — по жизни такой злой или это его мандат таким делает?» Затем стал думать о невероятных свойствах прочих боевых единиц на этом бронепоезде. И опять спросил:

— Слышь, Порошок, а почему поезд стоит? С воздуха расстреливают, если бы ехал — попасть было бы труднее, а?

— Передислоцироваться? Полковник, бывает, устраивает цирк. А так — не любит.

— А генерал что, не может приказать?

— Я тебе вот что скажу, Телескоп, этого никто не знает, кроме меня, потому как в локомотив никому ходу нет, кроме чмыря этого. А я побывал… И в самой рубке был. Бронепоезд — он может не только по рельсам. У него и воздушная подушка, и режим плавания и погружения, и в мягкий грунт зарывается на десять метров. Летает он, понял? И не только в небе. Там было еще написано — «режим орбитального маневрирования». Вот и говорю — чмо наш полковник.

— А ведь полковник не дурак, — сообразил Репкин. — Он и себя сохранить хочет, и остальных. Узнай генерал, что бронепоезд универсален, — он бы его в такое пекло загнал, что всем нам каюк! А так, что — дракон? Так он броневагонам до одного места.

Порошок молча достал непромокаемый пакетик, вытащил сигареты и спички. Закурил. Репкин жадно глянул на курево, но попросить почему-то постеснялся. А стал развивать мысль:

— Точно. Потому он все и подгребает, чтобы генерал это в бою не использовал. Мой телескоп в каптерку отправил. Нет, он больше нашего понимает…

Порошок этого разговора не поддержал, и Репкин замолк.

А солнце уже покраснело и стало опускаться, отвесно и ходко. Как обещал Порошок, закат много времени не занял: упало за горизонт — и все погрузилось во мрак.

— Цыц, салага, молчи, — прошипел Порошок и поспешно загасил чинарик.

На болоте, метрах в двухстах, вспыхнули вдруг зеленоватые огоньки. Репкин вжался что есть мочи в землю, хотел зажмуриться, но отвести взгляда от огоньков не смог. Огоньков было немного — пять или шесть. Они полукольцом окружали холм — значит, и с тылу тоже заходят.

Огоньки приближались. Репкин с ужасом разглядел темные человекоподобные силуэты, озаряемые изнутри каким-то свечением. Фигуры замерли на краю болота, держа что-то в вытянутых руках. Внезапно шесть плазменных струй ударили в подножие холма. Валявшийся там парашют враз вспыхнул и исчез. Загорелся кустарник.

И Репкин понял, что это за фигуры.

— Звездная пехота! — шепотом выкрикнул он и тут же получил от Порошка удар кулаком по затылку.

Да, это могла быть только звездная пехота — именно о такой он читал в одной древней, давно запрещенной фантастической книге. Зеленым светом мерцали оптические преобразователи на забралах шлемов, а призрачное сияние излучали серебристые обручи генераторов защитного поля на локтевых и коленных суставах панцирь-скафандров. За спиной у каждого — реактивный ранец, в руках, разумеется, плазмоганы. «Конец», — понял Репкин.

Но кикиморы никаких наступательных действий больше не предприняли. Напротив, отступили в глубь болот, даже огоньки погасли.

— Не учуяли. Порошок работает, — зашептал Порошок в ухо Репкину. — Если лейтенант их засек, сейчас из орудия ударит.

— По этим? Из пушки? — истерически зашептал в ответ Репкин. — Да ты знаешь, кто это? У них же защитное поле!

— Если аннигиляционным саданет, то всему их полю жопа. Правда, и наш холм сроет. Они ж не знают, что мы здесь, что аннигиляционным не саданет. Поэтому, суки, затаились. Эх, скорее бы луна…