Натюрморт с женщиной - страница 15

— Да не, — сказал Павел Васильевич, — я только снаружи смешной, а внутри я ужас какой серьезный. Давайте выпьем, а? — Он тяжело споовати, открыл платяной шкаф, вытащил чемодан, раскрыл его и достал завернутый в тряпицу кусок шпига. — Я и сальце с собой вожу на всякий непредвиденный случай. Самая лучшая закусь к любой выпивке. Во! Такой шпиг видали? С ладонь шириной. Это у меня боров был. Борькой звали. Зарезал я Борьку в прошлом месяце.

Он нарезал сало тонкими заворачивающимися ломтиками, сорвал с бутылки жестяной колпачок, перевернул два стакана, стоявших на пластмассовом подносе рядом с графином с водой, и налил по полстакана. С удовольствием потер ухватистые руки.

Егор позвонил по телефону в соседний номер.

— Ты уже не спишь? Зайди, пожалуйста. Нет, не один. Павел Василь­евич. Тот самый. Собирается меня спаивать. У тебя булка осталась? И кефир? Подойдет.

— Сейчас будет кефир, — сказал Егор.

— Это хорошо — кефир. С кефиром я уже пил. С зоотехником пил. С лесником пил. С мельником пил. Даже с попом пил.

— Сколько вы уже выпили? Лишнего не будет?

— . Я пью, пока лезет. Потом заталкиваю, когда не лезет. Да вы не сомневайтесь, я смирный. Не ругаюсь и не лезу целоваться. Все делаю по правилам. У вас есть свои правила?

— Да. Несколько грамматических.

— Ага, есть. Тогда вас можно уважать. Мне можно вас уважать?

— Пожалуйста, если это не очень хлопотно. — Егор снял со спинки стула галстук, просунул голову и подтянул узел. — Я к вам привык.

— А что я говорил? Ко мне все привыкают.

Постучавшись, вошла Тамара. На ней был синий шерстяной, отливающий седым блеском костюм. На воротнике кофты лежал нежный белый кружевной воротничок блузки. Поднятые кверху волосы делали Тамару еще моложе.

— Черт возьми! — сказал Егор

—  черт возьми, а добрый вечер, — улыбнулась она.

— Смирно! —  Павел Васильевич и вытянулся.

— Вольно, — улыбнулась Тамара. — Вот ваш кефир, — протянула она бумажный пакет. — Если вы решили переходить на кефир.

— Кефир — пустяки, — сказал Павел Васильевич, — вот вы, Тамарочка, это да! Наповал. Вы не женщина. Вы… как это?.. чародейка. Сюда, пожалуйста, в кресло. Признавайтесь, вы чародейка?

— Конечно, — сказала она. — Ведьма. Нет, пить не буду.

Павел Васильевич запустил руку в бумажный пакет, вытащил большой мандарин.

— Вот, Тамарочка. Чародейки должны питаться мандаринами и нептуном.

— Нектаром, — сказал Егор.

— Я про него и говорю, этого нектара. Ну, поехали. — Павел Васильевич взял стакан и подмигнул всем. — Наше — вашим. Потом споем и спляшем. Дай бог, не .

Водка с шелестом утекла к нему в горло. Егор поежился и выпил. Тамара невозмутимо и осторожно, чтобы не брызнуть на юбку, очищала мандарин. Павел Васильевич взял пальцами ломтик шпига, свернул вдвое. Сел и начал жевать, блестя глазами от удовольствия.

— Я что хочу сказать. Не умеем мы пить. И раньше не умели. Как мы пьем? Сядем и  стакан за стаканом. Потом начинаем один на  скалиться. Потом — в .

— Как же надо пить? — Тамара положила в рот дольку мандарина.

— Надо степенно. Долго сидеть, разговоры разговаривать. Про жизнь, про политику. Про смысл жизни.

— Про смысл жизни? — спросила Тамара.

— Вот. И про смысл. Только это уж пусть всякие интеллигенты занимаются. Им смысл нужен. А мы, кто , и без этих штук обойдемся. Денег . Достаток чтоб был, чтоб дети не болели и умнее становились. Я так думаю. И чтоб всего приятного хватало.

— А что вы считаете приятным? — Тамара положила дольку мандарина в рот и нажала крепкими зубами.

— Выпить — приятно. В меру, конечно, не до поросячьего визгу. И чтобы женщина была, которая нас понимает. — Павел Васильевич сказал это без усилий и так трезво, что Тамара удивилась.

— Есть и , кто вас понимает? — спросила она.

— Есть где-нибудь. Должны быть. Надо найти их. А то все это несправедливо. Вся тоска оттого, что таких женщин мало, — сказал Павел Васильевич не своими словами.

— Чудной вы. И мужественное одиночество от этого?

— И мужественное одиночество оттого, что мало понятливых женщин. Товарищ Егор, давайте хлебнем, чтоб не знать тоски и мужественного одиночества.