Научи меня мечтать! - страница 5

— В том-то и вопрос. Не могу проверить — на наших уток он не подействовал. Скорее всего, он может работать только с земными, но как знать? По крайней мере, сам коммуникатор выглядит как новенький. Я внимательно разглядела его со всех сторон, даже через синтро-лучи пропустила — и не обнаружила никаких деформаций.

Странно, да? Помнишь, папа говорил, земные вещи, случается, выходят бракованными — как жаль! Нам теперь остается только верить, что с коммуникатором все в порядке. Раз уж проверить нельзя. А знаешь почему?

Просто поразительно! Ведь я так и не смогла разобраться в том, как он работает! На каких законах, почему? Почему звук, издаваемый резиной, может заставлять людей понимать уток? Где тот самый кодировщик? Или у землян есть какое-то удивительное свойство мозга, позволяющее им реагировать именно на такой звук и понимать уток даже без кодировщика? Впрочем, это очень маловероятно, и я верю, что в данном устройстве они просто очень хорошо его спрятали. Даже наши вещи, считающиеся куда как технологичнее земных, сделаны не так изящно! Ты всегда сможешь найти в них основные механизмы и схемы. А тут — ну нет их! Даже протестировать не могу! Сколько вопросов у нас остается — какое поле для исследования! Попасть бы только на Землю, да увидеть его в действии!

Элрой завороженно любовался коммуникатором. Подумать только — выглядит очень просто. А вещь, очевидно, обладающая большим потенциалом. Эти вещи, привезенные прямо с Земли, — что посланцы из другого мира. Так и хочется взять их в руки, потрогать — это все равно, что прикоснуться к сказке. Вы знаете, что такое сказка? Это как раз то, что люди выдумывают, задействуя свое воображение. Что может быть прекраснее сказки?

А еще есть фантастика — это тоже что-то вроде сказки, только, кажется, научнее. По крайней мере, к подобному выводу они пришли на 15-м заседании[7]. Фантастика стала очень ходовым словом в их кругах. В ней было одновременно что-то и из научного, и из воображенческого…

— Фантастика! — в очередной раз сказал Элрой. Он говорил так чуть ли не на каждую вещицу, притащенную Шерри. Бывает так. Хочется сказать что-то осмысленнее, оригинальнее и новее, что сможет лучше передать твои чувства… а выходит только совсем уж замученная одинокая «фантастика».

— Фантастика! — подтвердила Шерри. Как ей так удавалось? Ее «фантастика» звучала каждый раз как в первый, полнее и ярче, и никогда Элрою не надоедала.

И вот наконец! Наконец! Наконец! Тот самый долгожданный момент!

Шерри молча и очень торжественно достала вторую «невероятную и изумительную» по определению, данному ею же выше, вещь.

Невероятная? Изумительная? Фантастическая? Лучше! Лучше!

Элрой позабыл все слова на свете и молча лицезрел то чудо, которое так внезапно возникло перед ним и полностью ошеломило его.

Оно выглядело очень просто — два овала со стеклышками, соединенные между собой, — и при этом непостижимо маняще и притягательно. Сомнений быть не могло: самое настоящее чудо! На этом самом обыкновенном коричневом свете.

Что делало его таким НАСТОЛЬКО чудесным? Внушительная и более чем крепкая на вид черная оправа? Изящно изогнутые дужки? Или же эти ровные плоские стеклышки, мирно покоящиеся в массивной оправе? Все, все сразу! Элрой не мог ничего объяснить, да и к чему пытаться, зачем еще причины, если ты твердо знаешь: они прекрасны! — и этого вполне достаточно!

Это была 100-я земная вещь, попавшая в клуб. Элрой позабыл все предшествовавшие ей 99. Не было больше уточек, не было жвачки, не было даже глобуса и фломастеров — все затмила она.

Шерри продолжала торжественно молчать, предоставив ему время прийти в себя.

— О… очки? — наконец выговорил он. И все, что ему удалось на этот раз.

— Самые настоящие, прямо с Земли! Просто классика!

Очки! Классика! Земля! Слова мешались у него в голове и превращались в один большой комок…

Он вдруг ощутил настолько ясно и отчетливо, что ему стало не по себе, одно единственное чувство, перекрывшее разом остальные. Он страстно желал, чтобы очки эти принадлежали ему.

Какая откровенная наглость! Страшно было взглянуть на них, благоговейный трепет вызывала мысль о том, чтобы примерить… и при этом желание надеть и не снимать, как яд вливалось в его мысли и растворяло все благоговейное почтение и страх.