Наука побеждать. Война - страница 22

ТАЛЕЙРАН: Вы всё же решили принять их предложение?

БОНАПАРТ: Именно, Талейран, именно. Немцы уже прислали в Париж своего доверенного человека.

ТАЛЕЙРАН: Осмелюсь спросить, кто он?

БОНАПАРТ: Его имя Криг. И носит чин майора, однако ведёт себя совсем не по чину.

НЕЙ: Мелкий такой толстяк, думающий только о войне или еде. Жалкий человечишка, если честно.

ТАЛЕЙРАН: Не такой и жалкий. Его ненавидят практически все дворяне Пруссии и Рейнской конфедерации, однако он сумел чем-то привлечь и Гогенцоллернов, и рейнских курфюрстов. Есть в нём что-то.

БОНАПАРТ: Так ты узнал, кто он такой, Талейран?

ТАЛЕЙРАН: Нет, мой император. Прошлое майора Крига покрыто тайной. О нём ничего неизвестно. Как будто, этот загадочный майор вынырнул из ниоткуда летом восьмисотого года, причём именно в этом чине. И, не смотря на своё влияние на правящую семью Пруссии и рейнских курфюрстов, он не поднимается в чине.

БОНАПАРТ: Очень жаль, что ты, Талейран, не сумел разгадать тайны этого загадочного майора Крига.

ТАЛЕЙРАН: Я продолжаю работать над этим.

Батальон подошёл спустя две недели. За это время на нас, как не странно, никто не напал. Не смотря на это, Шодровичи основательно укрепили. Для этого пришлось снести несколько домов неподалёку от частокола, насыпать с внутренней стены земляной вал, на котором установили орудия батареи Ермилова, да и сам частокол подновили. Однако в этой лихорадочной работе, когда застянок кипел как муравейник, мне лично занятия не нашлось. Мои люди несли караульную службу, помогали пионерам в работах, жили обычной гарнизонной жизнью, а я страдал от скуки. Часто гулял я среди костров караульных постов, слушая солдатские разговоры.

— Как же вы, дядька, — спрашивал молодой солдат, вчерашний брянский рекрут, у бывалого, седоусого ветерана, — можете кушать после всего такого? Я вот как вспомню, что вон оттуда девку снимали, так каша в горло не лезет.

— Это потому, Петька, что дурень ты, — с отеческими нотками сказал ветеран. — Я вот после первого бою тож есть не мог. Всё мерещилось, как в бою дрался, кишки врагам штыком выпускал. — Старый воин зачерпнул из котелка полную ложку солдатского кулеша, разгладил густые усы, чтобы не запачкать, и в несколько приёмов съел кашу. — Так вот. Мой командир тогдашний, сержант, это унтера так звались в то время, сказал мне: «Ты есть должон и сил набираться, чтоб врага и далее так бить, как сегодня». От и я тебе скажу, ты, Петька, не вспоминай про замученных, а ешь да сил набирайся, чтоб бить таких гад, что людей мытарят, без пощады. Понял?

— Понял, дядька, понял, — сказал парень и принялся есть кулеш, хоть и без особого аппетита.

А ещё я беседовал с польским ротмистром Шодровским, сидящим на гарнизонной гауптвахте.

— Одного я никак не пойму, ротмистр. — Мы обращались друг к другу исключительно по званию, будто не были знакомы, и знакомиться не собирались. — Для чего вы напали на нас? Ведь французы не обещали вам поддержки и даже не намекали на это. Если вы не лжёте, конечно.

— Мне нет смысла лгать тебе, поручик, — покачал головой ротмистр, он сидел, откинувшись спиной на деревянную стенку своей камеры. Не смотря на то, что врача с нами не было, его раны кое-как перевязали, как и раны остальных поляков, а на простреленную руку наложили шину. — У нас были совершенно иные расчёты. Ты же понимаешь, поручик, что французы не просто так стягивали войска к вашей границе. Командиры польских полков собрались у маршала Понятовского и решили, что для войны с вами Бонапарту нужен только хороший повод. Вот они и решили дать его Корсиканцу.

— Выходит, поводом к войне между Россией и Францией должны были послужить ваши нападения на границе.

— Именно, — звонко щёлкнул пальцами ротмистр, — а ты ловкий малый, поручик!

— Не забывайтесь, ротмистр, — хмуро осадил его я, — я не ваш подчинённый.

— Да-да-да, — замахал здоровой рукой он, — прошу прощения. Вот только одним беспорядков на границе оказалось мало. И тогда я вызвался потрепать вас, русских, немного сильнее. Моя фамилия Шодровский, если ты забыл, а застянок этот и деревня при нём зовётся Шодровичи. До позорных разделов 1772, 1793 и 1795 эти земли принадлежали нам, а предков моих после восстания Костюшки отсюда выгнали взашей.