Наваждение - страница 7
– Ну, что там у тебя?
Фотина протянула ей в окошечко письмо и объяснила:
– Вот.
Тетка с сомнением посмотрела на письмо, затем на Фотину, затем опять на письмо, и осторожно взяла его из фотининых рук. Пробежав глазами первые строки и глянув на цифры, тетка сказала:
– В порядке общей очереди. Следующий!
– Но ведь я-то … я ведь … – замямлила Фотина, оглядывясь на стулья.
– Тебя вызовут. Иди, сядь. Следующий!
– Но как же меня вызовут, откуда они узнают, что я здесь?
Тетка саркастически наклонила голову вправо и сказала:
– Телепаты они. Сказано тебе – вызовут, значит вызовут.
– Но они ведь не знают…
– Чего не знают? Ты встречу назначила, так? Значит вызовут. Иди.
– Нет, я не назначила…
– Не назначила? А чего тогда припёрлась? Назначь сперва встречу. Все, давай, иди себе.
– А как ее назначить…
– По телефону! – с возмущением сказала тетка. – По телефону встречи назначают! Во всем мире! Это аппарат такой. Вот такой, видишь? – и она указала на телефон, стоящий у нее на столе. – Поднимаешь трубочку, набираешь номер, говоришь в трубочку – пожалуйста, назначьте мне встречу. Поняла?
– Но я пыталась, там не отвечают.
– Значит, мало пыталась. Всё? Поняла наконец, или нет еще? Долго ты еще будешь мне на нервы действовать? Иди. Иди, тебе говорят.
– Но ведь не отвечают…
– А я-то при чем? Слушай, девушка, имей совесть, вон за тобой десять человек народу, все ждут, а ты стоишь и ноешь тут, губами своими накрашенными шлепаешь. Иди.
– Но…
– Всё, я сказала! Следующий!
Фотина отошла от окошечка растерянная.
В этот момент отворилась едва заметная дверь, ведущая за загородку, и в помещении выявился мужчина средних лет в сером костюме и белой рубашке, с ослабленным галстуком, с большим животом, с торчащими в разные стороны остатками темных от пота волос над ушами. Вошел он, отдуваясь, утер рукавом пиджака обильный пот со лба, покачал головой, будто хотел сказать, что ничто его в этом мире больше не удивит, кругом безобразие и тупость, и неожиданно уставился на стоящую столбом Фотину. Усмехнулся понимающе, снова покачал головой, и подошел к ней.
– Что, статс-даме нашей, Адрианне Евгеньевне, под горячую руку попались? – спросил он насмешливо, но с оттенком затаенной грусти. – Вот же стерва она, наша Адрианна Евгеньевна, вот же тварь неуемная. – И, видя, что Адрианна Евгеньевна прильнула лицом к окошку, ища глазами того, кто о ней так нелестно отзывается, повысил голос: – Да, да, это я о вас, уважаемая Адрианна Евгеньевна, о вас, ваше драконоподобие, чтоб вам с катушек слететь! Вам нет больше радости, чем человеку нахамить. Вот стоит женщина несчастная, пришла к вам попросить – о чем? Всего лишь о помощи. Помощь – это ведь так человечно, так благообразно и благородно! Так по-русски, в конце концов! Пришла – а вы ей в лицо хамите! Будто она на ваше место нацелилась! Будто мышьяку вам в щи насыпала! Будто она враг ваш кровный, родовой.
– Ты, Степаныч, хайло-то запахни! – сказала из окошечка Адрианна Евгеньевна. – Тебя на ковер давно не вызывали? Вызовут, не волнуйся! Я тебе устрою! Ты у меня попляшешь, пидор жирный!
– А чего еще от вас ждать, Адрианна Евгеньевна? – патетически воскликнул Степаныч. Так, с вызовом и чуть визгливо, кричали, наверное, на мускулистых жандармов русские интеллигенты времен Николая Чернышевского. – Чего еще экспектировать от такой брутальной ведьмы, как вы? Почему вы до сих пор здесь? Почему не бежите доносить на меня начальству? Вы не в форме? Несчастная женщина приходит помощи просить, а вы ей камень в руку!
– Хочешь – сам ей и помогай. Умный больно! Козёл! – сказала Адрианна Евгеньевна.
– А ведь и помогу, ваше дряхлеющее змеегадство! Ведь и помогу! Но ведь не устыдитесь вы нисколько, Адрианна Евгеньевна, ни на йоту не потревожится темная душа ваша, ни одной, не побоюсь этого слова, фиброй не дрогнет она! Вы большие надежды подавали, в художественных жюри восседали, перманентом тряся, вас по телевизору показывали? Несправедливо, говорите, выгнали вас? Это еще как знать! Порасспрашивать бы ваших бывших коллег – уверен, что у них много есть, чего о вас порассказать! По скольким головам прошли, сколько крови попортили добрым людям, а, Адрианна Евгеньевна? Нет, не зря вас ото всюду попёрли, не зря вы в этом дупле своем торчите – потому как сова вы и есть, Адрианна Евгеньевна! Самая настоящая сова!