Навсегда твой - страница 20

— Да, профессор.

— Хоть Вы и претендуете на второстепенную работу, — я подчеркнул слово «второстепенную». — И это избавляет Вас от необходимости проходить положенное для агентов испытание, это не значит, что я вот так просто соглашусь принять Вас.

— Что я должна сделать? — в её голосе прослеживались нотки вызова.

Я усмехнулся.

— Удивите меня, мисс Грейнджер. Только в этом случае Вы получите работу.

Она моргнула и заёрзала в кресле.

— Так я и думал, — вздохнул я.

Она помолчала немного, тряхнула копной волос и вдруг произнесла.

— Гарри говорил нам уже давно о Вас. Мы не могли поверить, но не решились Вас побеспокоить.

— О, — сказал я. — Довольно умно с Вашей стороны.

Я встал, она тоже поднялась.

— Признаться, не ожидал, — начал я. — Но Вам это удалось — Вы удивили меня. Приняты!

Её лицо просветлело.

— Мисс Грейнджер, — сказал я строго. — Не заставляйте разочаровываться в Вас. Сейчас же сотрите с лица эту идиотскую улыбку и отправляйтесь на своё рабочее место.

Она заулыбалась ещё шире, но всё же покинула мой кабинет. Я поглядел ей вслед.

«Ещё одной проблемой больше», — подумал я и усмехнулся.

— Мерлин меня возьми, ну где же?!

Я бодро орудовал палочкой, выпуская одну за другой вспышки поискового заклинания, но это не помогало.

— Эни, ты не видела мой блокнот? — крикнул я.

— Нет, дорогой, я вообще не знаю, что он у тебя был, — весело отозвалась она.

Я яростно застонал и распахнул створку шкафа. Конечно, тут не могло быть блокнота, я вообще не заглядываю сюда — это царство жены. Я сделал так, скорее, от бессилия. Тупо оглядев содержимое, я со всей силы ударил в шкаф кулаком. Что-то свалилось сверху и больно стукнуло по макушке. Я выругался, подобрал предмет и удивился. Это была картина. Она была такая, как положено, даже в рамке, но настолько миниатюрного размера, что различить изображение не представлялось возможным.

— Энгорджио! — воскликнул я.

Картина стала увеличиваться, я еле успел поставить её и отпрыгнуть. Моему взору открылось нечто пугающее: три глухих, серых стены, сплошь испещрённые царапинами и вмятинами, а в самом центре ужасное бесформенное чучело, также порядком подбитое в нескольких местах. Я уже видел похожую однажды, но та осталось в школе, и моя жена никогда не выражала желания вернуть её назад, да я бы и не позволил. Эта же была гораздо больше и серьёзнее.

— Эни, иди сюда, — позвал я.

Я подождал, пока она поднимется и указал на изображение.

— Что это?

Она замерла и чуть-чуть побледнела.

— Картина, — сказала она тихо.

— Я вижу, — я перевёл взгляд на жену. — Чем ты занимаешься здесь в моё отсутствие?

Она опустила глаза, я подошёл ближе и схватил её за плечи.

— Это полноценный боевой манекен, так?

Она не ответила. Я встряхнул её.

— Эни, ты ненормальная? — закричал я и схватил её за руку. — Давай, показывай!

Она всхлипнула, подошла к картине и дотронулась до неё. Мы оказались внутри. Вживую манекен оказался ещё более жутким. Он был выше меня на две головы, а Эни так вообще была ему практически по пояс.

— Что нужно сказать? — жёстко спросил я.

Она потянула меня за рукав.

— Отойди.

Я отступил на шаг. Она вздохнула, стала напротив чучела, подняла палочку и крикнула,

— Готова!

Удар был такой силы и скорости, что у меня зарябило в глазах. Эни прыгнула на меня и завалила на пол, потом вскочила и запустила в манекен серией точных заклятий, перекатилась, уворачиваясь от нового удара, выкрикнула оглушающее заклинание и в появившейся паузе выкрикнула,

— Хватит!

Чучело застыло, словно и не двигалось вовсе. Я тяжело поднялся, отряхнулся и набросился на Эни.

— Как давно ты написала его?

— Когда ты первый раз рассказал о «Ривендж», — ответила она спокойно.

— Три года? Ты — безответственная лгунья! — закричал я.

Она вскинула подбородок и одарила меня убийственным взглядом.

— Снейп, ты не смеешь…

— Я не смею? — заорал я. — Пока я из кожи вон лезу, чтобы защитить тебя, ты сама написала себе убийцу?

— Я буду защищать нашего ребёнка, — проговорила она, отделяя каждое слово. — И мне плевать, что ты об этом думаешь!

— Ах, вот как? — сказал я, меня душила ярость. — Ты постоянно выходишь за барьер и совершенно не вспоминаешь о ребёнке. Будешь сидеть в доме, и всё будет замечательно!