Навсегда твоя роза - страница 16

— Мистер Райдер!

Он остановился и обернулся через плечо.

— Если такая девушка, как Ларк, смогла меня полюбить, то придется постараться. Вы считаете меня ничтожеством. Не сомневаюсь, что вы отнесетесь так же к любому мужчине, который положит глаз на вашу дочь. Моя же цель — доказать, что она права. Если подойдет подходящее время, и Ларк не откажется от меня, я собираюсь сделать ей предложение.

Окажись в руках у Райдера ружье — и он бы на месте пристрелил Янси Джоунза.

— Вон! И никогда не возвращайся! — завопил хозяин.

Обернувшись, Райдер увидел тень у окна Ларк. Значит, скандал еще не закончен. Как неприятно.

Роза с нетерпением ждала появления Ларк в церкви, хотелось многим поделиться с подругой. Девушка переговорила с кузнецом Тэрнером о Сан-Франциско, и его красочный рассказ подбодрил ее. Роза, конечно, не намекнула на свой отъезд. Откровения с Майклом Рафферти многому научили. Кузнец отреагировал бы точно так же на ее признания. Большинство мужчин считают, что женщины не способны постоять за себя.

Как будто бы они что-то знают!

Сидя в церкви рядом с матерью, девушка бросала взгляды на скамейку, где обычно сидели Райдеры, но та оставалась пустой. Видимо, что-то произошло. Семейство никогда не пропускало воскресной службы.

Прежде чем повернуться к алтарю, Роза заметила Майкла Рафферти, сидевшего сзади. В черном выходном костюме он выглядел еще более импозантно. Большинство мужчин в Хоумстэде не умели носить ни галстука, ни красивой одежды. Этого не скажешь о Майкле. Он всегда уверен в себе.

Взгляды встретились. Потом Рафферти поклонился ей одной. Лично. Это опять вызвало бурю чувств в Розе.

Она выпрямилась и посмотрела на алтарь, охваченная щемящими ощущениями.

Вчера они с Майклом не виделись. Мать сказала, что жилец пообедал вечером, когда Роза прислуживала в ресторане. Интересно, чем он был занят, коль вернулся на постоялый двор так поздно.

Хотя их встречи не имеют значения. Она думает о Рафферти из простого любопытства.

Пастор Джекобс взошел на кафедру.

— Поднимемся и споем, — он кивнул своей жене Присцилле, сидевшей за органом. — Наш Господь — наша крепость… — Священник пел громко, хриплым голосом и немного фальшивил.

Роза скучала по великолепному тенору пастора Пендроя. Хор прихожан звучал при нем значительно лучше. Однако бедняга скончался два года назад, и на его место прислали Джекобса. Нельзя не признать, что нынешний настоятель — хороший проповедник и заботится о своей пастве. Но на кафедре абсолютно не смотрится. Покойный Пендрой больше нравился девушке.

Боковым зрением Роза заметила, как Райдеры усаживаются на своем ряду, и повернулась к ним.

Первым шел Вилли, потом его сын Престон, за ним дочери — Ларк и Наоми. Ада завершала процессию.

Увидев подругу, Роза моментально поняла, что с ней что-то не так. Никогда еще Ларк не выглядела столь печальной.

Она не поднимала глаз, руки сложены на груди, а плечи бессильно опущены. Лицо опухло. Роза догадалась, что девушка плакала, хотя в данный момент щеки были сухи.

Переведя взгляд на Вилли Райдера, Роза заметила, что тот стоит прямо с гордым видом, смотрит вперед, но не пытается петь. С первого взгляда можно было определить, что отец Ларк кипит от злости.

Ада смотрелась такой же грустной и несчастной, как Ларк, и не отрывала глаз от кафедры. Губы беззвучно повторяли слова молитвы, но Роза не слышала красивого голоса матери Ларк, обычно звучавшего в соборе.

«Она рассказала им о Янси».

Душа Розы болела за подругу. Девушка живо представила, как Вилли с Адой отнеслись к тому, что их дочь влюбилась в поденщика. Похоже, все сложилось еще хуже, чем можно было предположить.

После псалма прихожане сели. Глядя на кафедру, девушка почти не вслушивалась в проповедь. Поскорей бы служба закончилась и появилась возможность переговорить с Ларк.

Майкл взял себе в привычку посещать церковь, где бы ни бывал.

Отец не раз напоминал ему, что это необходимо для бизнеса, и привычка укоренилась. Люди больше доверяют человеку, если по воскресеньям он появляется на службе.

Рафферти нельзя было назвать атеистом. Он верил в Бога, но при этом поступал разумно и сочувствовал человеческим недостаткам. Иначе и быть не могло. Особенно теперь, когда все поставлено на карту.