Навсегда - страница 12
Ее Величества Природы —
Они — фанатики-киты
Не властным идолам в угоду,
Во имя вечной красоты,
Чтоб прояснить все в этой драме, —
Идут не дрогнув, будто в бой,
Не в одиночку, а стадами
Плывут и жертвуют собой.
Пусть тайна скрыта и не там.
От тяжких дум не отвертеться.
И к погибающим китам
По-братски я склоняюсь сердцем.
К ПОРТРЕТУ «НЕИЗВЕСТНОЙ В РУССКОМ КОСТЮМЕ»
(картина И. Аргунова)
В разных землях в возвышенной силе
Неразгаданных много богинь.
Но лишь только, лишь только в России
Величавость на лицах рабынь.
Неизвестная эта известна:
Шла, приниженность преодолев,
По лугам и полям повсеместно
Королевственней всех королев.
Вдруг сверкнет огонечек неробкий
В уголках чуть насмешливых губ.
И в ответ разъярится — холопка!—
Оплеухой в лицо душегуб.
День, другой, и вот снова роскошно
Выплывает она на крыльцо.
Обрамляет высокий кокошник
Высоту ее духа — лицо.
У судьбы ее правила жестки,
(Все надежды свои изгони):
Разрешалось царить на подмостках,
Но чтоб в жизни такое — ни-ни!
Если так, то и это немало,
Затаенно решала ты, что ж,
И такие пласты поднимала,
Повергала властителей в дрожь.
Крепостная актерка Электрой
Будто громы свергала с небес.
И казались дешевым эффектом
Все ужимки природных принцесс.
Будто мстила размашисто, хлестко,
Устрашая вельможей самих.
Ведь не стащат,
не стащат с подмостков
В этот в вечность единственный миг.
Неизвестная в русском костюме,
Шла и шла ты, столетья тесня.
Добрела до моих ты раздумий,
До восторгов моих, до меня.
И когда вдруг строка бездыханна,
Верь не верь ты, но не утаю —
Талисман свой со дна чемодана,
Ненаглядный твой лик достаю.
Все решится во мне, в тугодуме,
Все продлится: и строки и дни.
Неизвестная в русском костюме,
Укрепи, не оставь, осени!
Надя РУШЕВА
I
Я знал, что в слове есть и звук, и цвет.
Что в слове — все. Его сильнее нет.
Что всех опередит. За ним плестись
Обречены и карандаш, и кисть.
Поколебала, если не разрушила
Уверенность такую Надя Рушева.
Но как же можно думать о таком?
Ведь не был я с художницей знаком…
Не странны ли подобные контрасты?
С другими смолкну, речь начав едва,
Про Надю говорят, что не жива…
Но с ней я разговариваю часто.
Видений лик не мрачен. То ошибка.
Нет, не всегда туманен он и мглист.
В руках у Нади белоснежный лист.
Ясна, хоть и загадочна улыбка.
Колдунья юная, почти дитя…
Я не пойму, всерьез или шутя
Вдруг скажет — В предсказаниях слабы
Гадающие по руке цыганки.
Не настроенья ждут — иной приманки…
Хотите видеть линию судьбы?..
И провела решительно прямую.
Задумалась и стала вдруг тиха…
В себя ушла, в предчувствии штриха…
— О чем ты, Надя?..
— Просто так. «Рифмую»…
Вот видите крючок? Ловись-ка, рыбка!..
Застенчивая, милая улыбка…
— Готов рисунок!..
— Ох, какой улов!
Ведь это Пушкин… И поры лицея…
И столько прочитал в его лице я,
Что просто никаких не надо слов.
Да, я не видел Пушкина такого,
Настолько нового, совсем живого!
И можно ли поверить чудесам —
Гляжу и дорисовываю сам.
Я вижу, что наивен и велик,
Что озорной и не по-детски мудрый.
…И создано все это за минуту.
А сколько мы о том читали книг?
От изумления сойдешь с ума:
Два-три штриха смогли затмить тома..
II
Нет, это не каприз карандаша.
Не линия бежит, бежит, спеша,—
То искра тока, перенапряженья,
Бикфордов шнур, струна самосожженья.
…Вот ей семнадцать лет. И, озарив
Прощальным взглядом, не услышит взрыв.
Уйдет, едва лишь распростившись с детством,
Свой каждый миг оставив нам в наследство.
Рисунков-озарений десять тысяч.
Улыбку, что на мраморе не высечь.
…Какой же в жизни правильней обет —
Прожить, как Надя, лишь семнадцать лет
Иль умолять судьбу свою, как идола,
Чтоб долголетие, как милость, выдала?
Гореть и не сгорать — пуста затея.
За краткий век смешно судьбу винить.
Путь Моцарта и жребий Прометея
Ни выбирать нельзя. Ни отменить.
Остановить нельзя метеорит.
Спасти нельзя. Он все равно сгорит.
ИТАЛЬЯНКИ ЭМИЛИО ГРЕКО
Их из музея увезли
В другие города.
Но как во мне они смогли
Остаться навсегда?
Как удалось меня пленить,
Найду слова — солгу.
Нет, это точно объяснить
Я все же не смогу.
Условно все, но мастер прав.
И в каждой из скульптур
И утонченно гордый нрав