Навстречу Нике - страница 6

Полчаса назад ты с мамой Мариной вернулась после барахтанья в море. Как всегда, ворвалась сюда на терраску, полезла ко мне на колени, стала теребить бумаги, хвататься за авторучку. Ещё мокрая, солёненькая. От головы пахнет солнцем.

Я–то прихожу на море рано. На самом восходе. Врачи твердят, что пребывание на солнце, да ещё южном, для меня крайне опасно. Вдобавок ко всем бедам, три года назад обнаружено, пусть не злокачественное, но онкологическое заболевание крови – множественная миелома. Вот так, доченька… Правда, те же врачи говорят, что если лечиться и беречься, можно протянуть десятки лет. Слава Богу, болезнь не наследуется детьми…

Ещё нет семи утра, а я уже плыву совершенно один в заливе. Плаваю далеко, наслаждаясь волей. Приустав, лежу на спине, покачиваемый штилем, молюсь о ещё спящих в бунгало моих девочках – тебе и маме Марине. Молю Бога, чтобы подольше оставил с вами. Благодарю за всё, что со мной происходит. За эту синь моря, за эти горы вдали, откуда чуть ли не прямо из Израиля поднимается непривычный, какой–то плазменный диск огромного светила.

Значит, пора уходить. Прощай, море. До вечера.

Тебе тоже нельзя быть на дневном солнце. Поэтому, пока я пишу здесь на терраске, ты тоже успеваешь поплескаться с мамой в утреннем море, вернуться позавтракать.

Представь себе, я рад тому, что ты мешаешь мне работать, в то время как мама моет для тебя под струёй умывальника большую синюю сливу.

Точно такие же сливы, наверное, вкушал святитель Николай, который жил совсем недалеко, в нескольких десятках километров отсюда – в греческих Мирах Ликийских. Теперь они называются как–то иначе. По–турецки.

Мама моя не любила вспоминать о том, как после гимназии ей, её брату и сестре пришлось работать. По–моему, брат трудился в хлебопекарне, сестра – у какой–то швеи, мама – в мастерской, где делали пуговицы.

Представь себе, что, видя тебя, ни в чём не виноватую, голодную, униженную, кто–то показывает пальцем и злорадно говорит: «Так им и надо, этим буржуйским отродьям. Хоть бы совсем сдохли!».

Иначе обстояло дело с моим будущим отцом. Ведь он был из бедняков! Во времена царизма прятал на чердаке под слоем голубиного помёта листовки большевиков. Сам распространял их. После революции стал членом большевистской партии. Переехал в Харьков, поступил учиться на рабфак, готовивший мастеров–текстильщиков.

Кажется, пока ничего не предвещает их встречи. А значит, пока что я и ты, именно я и ты невозможны в будущем.

…Не знаю, почему мама моя мечтала стать врачом. Детским. Педиатром. Несколько раз осмеливалась подать документы в Днепропетровский медицинский институт. Документы регулярно возвращали с пометкой на заявлении – «деклассированный элемент». Не человек.

И вот, надо же! Один из профессоров института – Руднев заходит в приёмную комиссию как раз в тот момент, когда там получает назад документы грустная большеглазая девушка.

Существует в полной сохранности большая коричневатая фотография на картоне, где этот пожилой, славный человек сидит в окружении почему–то очень серьёзных первокурсниц. Тут и спасённая им от унижений моя мама, похожая на ангела.

Тем временем мой будущий отец, окончив рабфак, попадает по призыву в Красную Армию и направляется в Москву, работать в отделе Реввоенсовета, который ведает снабжением шинелями. Позже он поступает учиться в текстильный институт. Таким образом, судьба как будто относит его ещё дальше от моей будущей мамы.

Взволнуешься, как представишь себе, глядя отсюда, из теперешнего настоящего, что в то время невидимая сила, непрестанно сохраняющая и движущая жизнь на Земле, исподволь таинственно подбирала определённые пары для того, чтобы появилось новое поколение людей.

Моё поколение.

Надеюсь, не только тебе, доченька, доведётся читать эти страницы. Надеюсь, их прочтут и те, кто пришёл на землю одновременно со мной, хотя нас остаётся всё меньше и меньше… Тогда, в конце двадцатых годов, из, казалось бы, слепого броуновского перемещения юных мужчин и женщин возникают зачатки нынешних семей.

Не помню у кого, кажется у какого–то учёного, я однажды прочитал, что все люди на нашей планете знакомы между собой через одного человека. Сначала это сложно себе представить. Но ты подумай, когда подрастёшь.