Названная женой - страница 55

стр.

Лайхан спросила словно бы в сторону:

— Нис позвал вас посмотреть на медуз?

— Судя по тому, как ты это говоришь, это приглашение имеет несколько иной смысл, чем просто полюбоваться на плавающий студень.

— Морской мир полнится слухами уже потому, что наш царевич вчера использовал магический купол, — Лайхан тоже полюбовалась делом своих рук и осталась довольна. — А всем любопытным были видны лишь сине-зелёные переливы.

— «Не слишком усердствуй», — вспомнила Гвенн вчерашнюю обиду. И тут же пожалела об этом, так стремительно поголубела Лайхан.

— Что? Простите, моя царевна, я чем-то обидела вас?

— Нис сказа-а-ал… — отчаянно всхлипнула она, — «Не слишком усердствуй».

— Милая девочка, и почему ты злишься? — Лайхан осторожно отвела руки Гвенн от её лица. — Сама-то как думаешь? Почему он так сказал?

— Потому что жена должна во всём подчиняться мужу, а я… — беспомощно всхлипнула Гвенн.

Как вести себя с царевичем, было совершенно непонятно.

— Потому что Нису нужна ты, такая, как есть. А не твои умения. Разве благие жёны подчиняются своим мужьям беспрекословно?

— Нет.

— Ты ещё слишком юна. Сколько тебе? Триста лет? Двести? Сто?

Гвенн качала головой на каждое слово, потом всё же выдавила:

— Восемнадцать.

Лайхан что-то пробормотала про детей и старых фоморов.

— Я не ребёнок! — в негодовании воскликнула Гвенн.

— Конечно, моя царевна. Иначе бы я не ошиблась в вашем возрасте. Но Нису — две тысячи лет. Если бы его интересовали постельные умения, он бы давно нашел себе мастериц…

— Из числа русалок?

Лайхан улыбнулась.

— Мы даём мужчинам то, что они хотят получить, Нис хочет только вас. Он же любит вас! Как вы этого не видите? Разве вам было плохо вчера?

— Если забыть про «не слишком усердствуй», то… — смутилась Гвенн, поняв, насколько разоткровенничалась. — Я теряюсь с ним, Лайхан! Никогда такого не было.

— Интересно, отчего это опытная в любовных утехах волчица вдруг теряется? — улыбнулась русалка, а царевна заморгала. — Если мне будет дозволено дать совет… Будьте честны с мужем. Вам это непривычно, и кажется, что вы обязательно проиграете, но это не так.

— Вот где он сейчас? Почему ушёл и ничего не сказал?

— О, вы не знаете, царевна, — сложила ладони перед собой русалка и опустила голову. «Пожелание мира и покоя», — вспомнила Гвенн. — Кто-то распустил слух, что все, воевавшие с благими, будут изгнаны.

— Нис, он?.. — взволновалась царевна. — Да что же это такое? Стоит только глаза прикрыть, как случается что-то неладное!

— Его слова оказалось достаточно. Теперь всё спокойно.

— Но кто-то упорно сеет смуту. Да где же он?

— Я здесь, — раздался голос супруга.

Гвенн подскочила с постели, оглядела себя.

— Не волнуйтесь. Вы прекрасны, моя царевна, — шепнула Лайхан и выплыла из покоев.

— Гвенни.

Бархатный голос, бархатная зелень глаз… Стоит, подпирая плечом стену, и смотрит так, что Гвенн то окатывает ледяной водой самой глубокой впадины, то бросает в невыносимое тепло царских купален.

— Это тебе.

Черный бриллиант, огранённый в виде сердца, сияет на синей ладони Ниса.

— Очень твердый. Упрямый, как ты. Примешь его от меня?

Гвенн подобралась. Мерзкий демон, всегда живущий в душе, подсказал злые слова:

— Это что, плата за ночь?

Нис не изменился в лице, только зрачки расширились до края радужки. Сжал камень в кулаке и очень медленно опустил руку.

— Она была ошибкой, — ледяным тоном произнес он. — Это больше не повторится.

И Гвенн поняла: сейчас повернётся и уйдёт, оскорблённый. Хорошо если не навсегда.

Одним прыжком она оказалась подле мужа, обняла за шею, быстро осыпала поцелуями холодное, застывшее лицо: подбородок, щёки, сжатые губы.

— Нис, Нис, постой! Стой же! Я сама не знаю, что говорю!

Ухватилась за руки, вновь ставшие ледяными от злости, прижалась к груди и ощутила, как бьётся его сердце — тоже тревожно, как и у неё.

— Нис, ну скажи что-нибудь, побей меня за глупость, только не молчи!

— Не говори так больше, Гвенни. Это больно, — медленно произнёс царевич.

И как жить, если муж не прощает малейшей несдержанности?

Ну, хорошо, призналась себе царевна, не такой уж и малейшей.

— Зачем так сказала?

— Я же извинилась!