Не был, не состоял, не привлекался - страница 51
– Поклон вашему дурацкому колпаку, Егор Федорович!
Так обращался в каком-то своем произведении к Гегелю неистовый Виссарион Белинский, сказал профессор.
Немецкие родители дали будущему философу имя Георг Фридрих, а Белинский предпочел вольный перевод, по-нашему, по-простому. Дурацкий же колпак пожаловал за философские ошибки.
Профессор оживил лекцию старинным ироническим стишком: «В тарантасе, в телеге ли / Еду ночью из Брянска я / Все о нем, все о Гегеле / Моя дума дворянская».
Вообще Гегелю сильно попадало. За рациональное зерно в идеалистической шелухе, за то, что он что-то ставил с ног на голову, за неправильное отношение к прусской монархии…
Попадало, главным образом, не во время Виссариона, а во время Виссарионовича.
Как-то Гегеля крепенько покритиковали в журнале «Коммунист». Даже удостоен был постановлением ЦК. На заседании кафедры марксизма-ленинизма все это обсуждали. Доклад делала некрасивая, но симпатичная кандидат наук. А другой кандидат, мой добрый знакомый, сказал мне: «Ей все ясно, а вот Маркс писал, что он не сразу смог понять Гегеля». И пояснил, что Маркс где-то там писал, что он бегал на берег Рейна и плакал, когда читал «Феноменологию духа». Трудно было понимать.
Гегелю импонировала прусская монархия. Профессору нравилось читать лекции. Рядовым слушателям импонировало в душе, что Гегеля допустимо называть дураком.
Распростившись с адвокатурой и став на десяток лет редактором шахматных книг, я познакомился с Мишей, тезкой и художником. Он иногда оформлял книги в нашем издательстве, и случилось так, что в отпускное время мы оказались с ним в туристическом плавании на пароходе. Иногда болтали, вспоминая кое-какие эпизоды прошедших лет. Мне запомнился рассказ Миши о том, как его супруга однажды разгневалась на него, и чуть было не сорвала его выезд в заграничную командировку. Он должен был улетать через пару дней, а она порвала билет и паспорт, но не порвала, между прочим, валюту, командировочные. Он проявил большую энергию, документы восстановил, и поездка состоялась. А я начал было рассказывать ему свой эпизод такими словами: «Когда я был адвокатом…». Миша засмеялся и сказал, что это выражение он не раз от меня слышал.
Прошло еще четыре десятка лет и мне захотелось вспомнить застрявший в памяти адвокатский эпизод.
Итак, ко мне обратился мужчина лет сорока, работник авиационного завода. Он оказался претендентом на наследство – дом в Подмосковье. Однако не единственным. Спор между родственниками разбирался в суде. Ознакомившись с материалами дела, я с удовольствием заметил, что, как говорится, противная сторона имеет какую-то важную расписку, однако не заверенную нотариально.
Мой друг Юра, с которым нас свели и объединяли шахматы, пожелал послушать, что я говорю и посмотреть, что делаю в судебном заседании. И вот мы приехали на этот самый процесс. Адвокат противной стороны выглядел отлично. Пожилой седой мужчина с хорошим голосом и грамотной речью. Он убедительно изложил претензии своих доверителей, убедительно говорил о морали. Доверители выглядели довольными, а мой клиент сидел пригорюнившись. Затем наступил мой черед. Не обнаруживая достаточного почтения к старшему коллеге, я довольно нескромно заявил, что он все рассказал очень интересно, однако лучше бы он затратил свои усилия на то, чтобы объяснить своим доверителям бесплодность их претензий, так как закон требует нотариального оформления расписки, а его как раз-то и нет. Суд решил дело в пользу моего клиента, и он воспрял духом. Никто мне не сделал каких-либо замечаний и не посоветовал быть поскромнее, оппонируя заметно старшему по возрасту коллеге. Правда, потерпевший фиаско истец напомнил мне о моей национальной принадлежности, когда мы с Юрой, выйдя из суда, садились в машину. По дороге мы вспоминали рассказ Зощенко, в котором один мужчина, прослушав в суде речь прокурора, говорит, что сурово засудят, а другой возражает: «Шесть месяцев исправительно-трудовых работ». После речи адвоката голос: «Оправдают!» Нет, – шесть месяцев исправительно-трудовых работ. Суд так и приговаривает, соседи удивляются точному прогнозу, а герой говорит, что все очень просто – статья кодекса предусматривает именно шесть месяцев.