Не был, не состоял, не привлекался - страница 82

Почему-то наша довольно большая делегация остановилась в Вене на несколько дней, прежде чем поездом проследовать в Швейцарию. Позже я не раз бывал в Вене, но именно в первую поездку, по дороге в Швейцарию и обратно, охотно осматривал город и достопримечательности. Шенбрунский дворец, нетопленный он выглядел неухоженным. Комната, в которой умер сын Наполеона по прозвищу Орленок, не произвела никакого впечатления. Позже осенью, на обратном пути, постоял на берегу Дуная, не голубого, а какого-то серого.

Город был разбит на сектора оккупационных войск. Американский, английский, французский и советский. Границы были виртуальные, как теперь говорят. Однако нашим гражданам, находящимся в Вене, не разрешали выходить за пределы сектора. К шахматистам это не относилось. В то время у нас в стране с огромным успехом прошел музыкальный романтический фильм «Большой вальс», об Иоганне Штраусе. И в один из первых дней наша группа поехала посмотреть знакомый по фильму Венский лес. Однако наверху возвышенности я увидел лишь прозаическую асфальтовую площадку, машины, кафе, где я впервые отведал империалистический напиток кока-колу. Да еще увидел группку американских солдат, в их числе одну «солдатку».

Вена была столицей империи с многонациональным населением. Я обратил внимание на вывески со славянскими фамилиями. Запомнилась вывеска: «Романовский частный детектив». У нас Романовский известный шахматист, а у них детектив, притом частный. Как говорится, два мира, две системы.

По прибытии в Вену нам выдали валюту – австрийские шиллинги. Командировочные. И я совершил первую в жизни покупку на валюту. Подарок теще – несессер. Товарищи были поражены – неужели теще? Я подтвердил, не полностью осознавая величия своего поступка. Теще несессер очень понравился.

В Швейцарию путь продолжили поездом, ехали через Тироль. Проезжая, я внимательно смотрел в окно вагона, чтобы дома меня не упрекнули, что я в Тироле был, но ничего не видел. «Тироль похож на Кавказ», сказал мне Володя Симагин, тогда секундант Смыслова. Он отличался правдивостью и прямотой суждений. Как-то он отказался от экскурсии на озеро Рица. «Подумаешь – сказал он – просто озеро в горах».

Глядя из окна вагона, я обратил внимание на то, как валят лес на крутых склонах. Спиленные стволы опускали вниз по одному при помощи троса и лебедки. Каждому дереву надо было кланяться. Очевидно, игра стоила свеч.

Некоторое удивление вызвал пожилой официант в вагоне-ресторане. Он работал быстро и владел разными языками. «Такая работа», прозаически пояснил он.

Американцы выписали пропуск для проезда через их зону. Никто его не проверял. В моем была переврана фамилия и дата рождения. Вероятно, такие важные бумаги во всех странах помогают чиновникам быть при деле.

Возвращалась делегация из Швейцарии снова через Вену. Турнир претендентов принес большой успех нашим гроссмейстерам. В Вене делегацию принял верховный комиссар советской оккупационной зоны И. И. Ильичев. Он оказался приветливым и остроумным человеком. Комиссар с серьезным видом предложил шахматистам два варианта. Первый – задержаться в Вене на неделю и выступить с сеансами одновременной игры в военных частях и некоторых городах. В этом случае он устраивает банкет в честь шахматистов. Второй вариант – мы отказываемся. Тогда банкета не будет, а он просто своей властью приказывает задержаться и выполнить программу выступлений. Банкет, конечно, состоялся и прошел в очень теплой атмосфере. Запомнилось, что когда атмосфера достаточно нагрелась, один дипломат рассказал анекдот явно против культа личности недавно усопшего вождя. А пора открытой борьбы с этим культом была еще впереди.

Меня направили давать сеанс одновременной игры в авиационную часть в город Баден, близ Вены. Просто Баден, а не знаменитый Баден-Баден, что в Германии. Мы поехали с гроссмейстером Бондаревским. Состав участников сеанса был довольно легким, Я играл, а гроссмейстер прочитал лекцию. Я помалкивал, хотя на родине работал адвокатом. Бондаревский рассказывал об американском гроссмейстере Решевском, о том, что он не играет в субботу, про вечернюю звезду в пятницу. Потом десятки лет комментаторы упражнялись на эту тему, благо, что и Роберт Фишер не хотел играть по субботам. Командир части играл в сеансе. Гроссмейстер ходил за мной и напоминал, что партия должна окончиться миром. Неожиданно среди зрителей я увидел мою одноклассницу. Она была замужем за летчиком и сама служила в Бадене. После сеанса командир и комиссар пригласили нас на рюмку чая. Мы не отказались, но хозяева ограничились именно чаем, так как находились при исполнении. Домой нас отвезли в прекрасном расположении духа в теплой машине. Еще я дал сеанс в городе Санкт-Пельтен. Там я был совсем один. После сеанса меня попросили дать автограф в местную коммунистическую газету. Я согласился, расписался, и это было моей первой публикацией в иностранной прессе.