Не дай мне упасть - страница 2

стр.

   - Сэр, - оба молодых человека в форменной одежде взяли под козырек.

   Взгляд Хендрикса скользнул по бедру ближайшего к нему охранника. Кобура с пистолетом была расстегнута, и еще издали Артур заметил, как заметивший постороннего молодой человек инстинктивно положил ладонь на торчавшую рукоять. По крайней мере, они всерьез относились к службе. С таким пациентом, каким казался находившийся в палате, немудрено было наплевать на осторожность.

   - Вас предупредили? - спросил англичанин.

   Один из охранников кивнул.

   - Проходите, сэр.

   Хендрикс благодарно кивнул и шагнул вперед. Взявшись за дверную ручку, он понял, что незаметно глубоко вдыхает. Собственная нерешительность, пусть и не мешающая действовать, раздражала все сильнее. Слегка нахмурившись, Артур потянул дверь на себя.

   Палата, к счастью, не встретила глаза ярким светом болезненных больничных огней. Они оба предпочитали мягкое освещение, поэтому в помещении сейчас царил полумрак, разгоняемый только казенного вида ночником. Лампа была слабенькой, и в ее синеватых отсветах пациент, лежавший на койке, составлявшей большую часть обстановки, казался похожим на мертвеца. Еще больше похожим.

   Ничто в этом крохотном, обтянутом бледной кожей скелете не напоминало импозантного мужчину, блиставшего в свете, очаровывавшего женщин и решающего судьбы. Наголо обритый череп, покрытый легкой щетиной отраставших волос, для сведущего человека предстал бы типично кельтским и очень хрупким. Тощие ввалившиеся щеки уже никогда не засверкали бы здоровым мужским румянцем, возникавшим когда-то на этом лице после выпивки или просто удачного отдыха. Только глаза, обрамленные темными кругами, запавшие глубоко в глазницы, все еще сохраняли прежнюю живость. Но былой уверенности, гордого самодовольства силы, в этих черных глазах уже не было. Такая перемена первой обратила на себя внимание Хендрикса, умевшего подмечать детали. Обитатель охраняемой палаты полулежал, закутанный в одеяло, и ворот белого халата-пижамы закрывал тонкую шею. Услышав, как открывается дверь, изможденный мужчина обратил взор на вошедшего. Тогда-то Артур и понял, что будет говорить уже совсем с другим человеком. А скелет произнес бесцветными тонкими губами:

   - Здравствуй, Артур, - и мужчина улыбнулся, показывая зубы и окончательно уподобляясь живому мертвецу.

   Хендрикс без единого слова переступил порог, затворил за собой дверь и шагнул к койке. Опустившись на стоявший у изголовья стул, он, наконец, заговорил.

   - Здравствуй, Себастьян.

   - Хе-хе, - скелет издал гулкий смешок, больше походивший на кашель. - Я почему-то думал, что ты не удержишься и скажешь что-нибудь ехидное. Вроде "с добрым утром".

   Выражение лица Хендрикса не изменилось. Он все так же невозмутимо и холодно смотрел на тощего обитателя палаты.

   - Честно говоря, Себастьян, я как раз хотел протянуть тебе руку, чтобы поздороваться.

   Скелет зашелся слабым кашляющим смехом. Очертания его тела под одеялом, пусть и неясные, отчетливо позволяли разглядеть одну немаловажную деталь. Силуэты ног и рук изможденного мужчины заканчивали оттопыривать ткань примерно на уровне коленей и локтей. Дальше одеяло лежало ровно, плотно примыкая к простыне. У обитателя палаты не было ни рук, ни ног.

   - Молодчина, - отсмеявшись, произнес скелет. - Не теряешь формы.

   - У меня был хороший спарринг-партнер, - ответил Хендрикс.

   - Не сомневаюсь, - Себастьян посерьезнел. Взгляд запавших черных глаз исследовал гостя. - Ты очень мало изменился за столько лет. Все-таки отрастил себе прическу?

   - Да, - Артур кивнул. - Пока ты спал, случилось многое. Многое изменилось.

   - Они не дают мне зеркала, - пожаловался скелет. - Вернее, не хотят подержать его передо мной. Но я-то и без того знаю, что больше всего изменился сам. Я не чувствую одеяла на животе. Значит, пузо пропало. Хоть что-то полезное от полутора десятка лет комы.

   И он снова засмеялся. Хендрикс, чувствовавший взгляд собеседника, в свою очередь разглядывал изможденную фигуру Себастьяна. У того никогда не имелось привычки смеяться по любому поводу. Шутить он любил, но только улыбался.