Не держит сердцевина. Записки о моей шизофрении - страница 19

Философия не только дала мне неожиданную радость в жизни, но она еще привнесла структуру, которую я сама не могла выстроить — как в мой разум, так и в мою повседневную жизнь. Точность материала и живой обмен мнениями между преподавателями и студентами на кафедре внесли порядок в мою жизнь. Внезапно у меня появились достижимые цели, ощущение продуктивности и целенаправленности, и реальные результаты, которые позволяли мне оценивать мой прогресс. Ко второму семестру первого курса мне позволили проходить курсы из программы магистратуры. Я окончила первый курс (как и последующие курсы в Вандербильте) на «отлично».

Летом после первого курса я вернулась домой в Майами со списком литературы, домашними заданиями по нескольким предметам и научно-исследовательской работой для следующего семестра. Но как только я оказалась вне Вандербильта, вдали от своих новых друзей и знакомых и структуры научной жизни, которая меня организовывала, я почти сразу же начала «спотыкаться». Я не испытывала радости по поводу летних каникул или возможности провести время с семьей или школьными друзьями, и несмотря на отличные оценки, я не испытывала никакой особенной гордости за свои достижения. Вместо этого я была мрачной, чувствовала себя неуверенной и странно опустошенной. Когда я занималась в одиночестве в своей комнате, или в тихой прохладе библиотеки, я обнаружила, что мне было трудно сосредоточиться. Ничто из того, что я написала, не было оригинальным или достаточно интересным, чтобы показать моим профессорам. Когда я просыпалась по утрам, мысль о том, что мне надо как-то пробраться через этот день, наполняла меня страхом. После нескольких недель таких мучений, я решила спросить родителей, не могла бы я с кем-нибудь об этом поговорить — может быть, с психотерапевтом, или с кем-нибудь, кто помог бы мне привести в порядок мой разум, и чтобы лето не прошло впустую. До этого момента я никогда не просила родителей о такого рода помощи (Центр был их идеей), и мне было немного неловко пытаться объяснить им, что мой разум просто никак не мог толком начать работать. Надо отдать им должное, они не расстроились, не запаниковали и не сказали мне «возьми себя в руки». Вместо этого они приняли меня всерьез и организовали встречу с их знакомой, психиатром по имени Карен. Она была известна тем, что отправляла людей домой после первой встречи с одним и тем же диагнозом: нет ничего, чего нельзя было бы исправить с помощью даже небольших изменений в стиле жизни. Вдобавок, она была фанатичным противником лекарств. По сути, она была широко известна как диссидент в своей профессии. Она написала книгу, которую я тут же нашла и прочитала.

Хотя я и попросила помочь мне, за то короткое время, что мы были с Карен, она не сказала мне ничего, что могло бы успокоить, подбодрить или просветить меня — наоборот, она напугала меня до смерти.

«Элин, встань, пожалуйста в угол», — сказала она на нашей первой встрече.

Озадаченная, я посмотрела на угол и потом на нее; меня что, за что-то наказывают? «Прошу прощения?».…

«Да-да, иди туда и встань в угол. Затем я хочу, чтобы ты сосредоточилась на своих чувствах, что ты испытываешь прямо сейчас. Когда ты будешь готова, прокричи их. Просто кричи изо всех сил».

Я не могла себе представить, что, черт побери, она имеет в виду? Кричать в углу? Да ни за что. Я ее не знаю, она меня не знает. Я даже не уверена, доверяю ли я ей; откуда я знаю, не перескажет ли она все мои слова моим родителям.

«Ну, э… — начала запинаться я. — Я не могу этого сделать. Извините, но я… Может, мы просто сядем и поговорит о тех трудностях, что я испытываю, о том, что я не могу сосредоточиться? Может, вы дадите мне пару советов, идей, как мне организовать мою умственную работу?»

Карен терпеливо попыталась убедить меня изменить мое мнение, объясняя, что это был подход, который она с успехом использовала в прошлом. Правда, я должна это попробовать, просто минуту-другую.

«Нет, — сказала я непреклонно. — Я не могу».

Вернувшись домой после второй, такой же бестолковой встречи (тем не менее, назначив третью), я была вынуждена дать нечто вроде краткого отчета моим родителям. Чувствовала ли я себя лучше? Не особенно. Дала ли она мне какие-либо упражнения или новый распорядок дня, которые могут помочь разрешить проблемы с моими занятиями? Нет, не дала. Думаю ли я, что она сможет помочь в недалеком будущем? Я не знала. Может быть после следующей встречи или двух мы сможем разобраться, как мне все это наладить. Наладить меня. Я чувствовала растущую тревогу моих родителей из-за того, что не было ясного разрешения этой сложной ситуации.