Не достигнуть координаты Х - страница 2

Ненависть к дорогим сигаретам из этого же числа.

– Упаси меня Господи от гнева Виктора Полански, – саркастично бросаю я.

– Он тебе не поможет, – фыркает парень.

Мэтт Фриман – светловолосый худой юноша – нагло берёт сигарету из рук Виктора и делает затяг. Виктор возмущается. Андрэ Стюарт, «скинхэд» нашей тусовки, громко усмехается.

Я смотрю на соблазнительную войну взглядов Фримана-Полански и говорю:

– Презервативы не забудьте.

Вдалеке слышится грохот школьных дверей, и Виктор, забирая свою сигарету, замучено затягивается. Стюарт смотрит куда-то за моё плечо и прыскает:

– Чёрт возьми, кто идёт!

Я оборачиваюсь.

Полански прячет пачку «Марка» в карман пальто, Фриман торопливо протягивает всем руки на прощание и пытается скрыться, но Стюарт, явно не разделяя его страха, лишь насмешливо бросает:

– Куда собрался? Сейчас всё самое интересное пропустишь.

В направлении к воротам идёт Джин Бэттерс – всё той же наглой походкой, всё так же наплевательски достаёт пачку «Мальборо» и закуривает прямо во дворе.

Уголки моих губ приподнимаются, и я неосознанно поправляю причёску.

Как в замедленном кадре и неудачном дубле, я приоткрываю рот. Начинается комедийно-романтическое кино. На языке крутится с тысячу вариаций приветствий, испытывающих всю мою оригинальность и опытность, а времени всё меньше и меньше.

Джин уже в пяти метрах от меня.

Я слышу грубый хохоток за спиной.

В двух.

– Бэттерс, не переводи товар зря, – с отвращением отпускает Стюарт. – Курить для начала научись.

Внутри меня все сжимается.

Я зависаю с открытым ртом и не могу и слова вымолвить.

Виктор закатывает глаза и понижает тон:

– Стюарт, постыдись на девушку гнать.

Меж тем, Бэттерс тут же реагирует на фразу и оборачивается.

Девчонка затягивается и безразлично пускает:

– Научишь?

Скинхэд ухмыляется.

Бешенством от него веет за километр.

Джин подходит к нам и выжидающе смотрит на Стюарта. Тот немедленно достаёт пачку «Винстона», выуживает одну сигарету и протягивает ей:

– Выкури её за три затяга.

Виктор громко испускает русский мат под улюлюканье Фримана.

У меня сбивает дыхание и вздрагивают руки.

– Стюарт! – взывает Полански. – Постыдись! Гнать! На девушку!

Оба игнорируют его слова. Бэттерс берёт сигарету и прикуривает, делая первый длительный затяг и не сводя глаз со Стюарта. Ухмылка скинхэда дрожит от недовольства, а во взгляде искрится издевательская жажда победы.

– Жвачку дать? – не унимается он. – Или скажешь, что друзья накурили?

Стюарт начинает хохотать и сплёвывает:

– А, да, у тебя же нет друзей.

Теперь Виктор в ещё большем бешенстве.

Джин наклоняет голову вбок и, стряхнув пепел, делает второй затяг.

Я чувствую жжение в груди. Дышать тяжело. Я ловлю абсолютно безразличный взгляд Бэттерс, только и думая о том, для чего ей всё это?

Виктор мотает головой и цедит сквозь зубы:

– Именно поэтому у тебя нет девушки.

Стюарт продолжает сверлить взглядом отличницу и, громко гоготнув, замечает:

– В разборках у меня не бывает скидки на пол.

Девчонка вскидывает брови и затягивается в третий раз. Стюарт молча наблюдает за её телодвижениями, видимо, ожидая подвоха. Виктор тоже смолк.

Мы все безгласно взглядом провожаем окурок «Винстона», падающий в урну, а Джин выпускает дым в сторону Стюарта.

С долей заигрывания в голосе девчонка спрашивает:

– Доволен?

Скинхэд задумчиво качает головой.

Джин разворачивается и уходит, вновь пропадая в толпе.

Стюарт докуривает остатки своего «Винстона» и провожает девчонку взглядом. Он отводит глаза, бросает сигарету и, сдавленно усмехнувшись, произносит:

– Поди блюет за поворотом.

Виктор закуривает снова.

«Скинхэд» продолжает тараторить что-то дальше о слабом здоровье, присущем каждой девушке в этом мире, и говорит о том, что Джин Бэттерс физически бы не перенесла такого унижения. Её наверняка сейчас тошнит. Его речам внимает Фриман, влюблённо, словно в Иисусий рот, уставившись на лысину своего дружка.

Но Андрэ Стюарт не прав в двух вещах.

Унизили ведь его.

А тошнит теперь меня.

Позади наших спин слышатся чудные голоса высоких красивых девиц из Нильского проспекта – нашей святой тусовки. Их тоненькие, гладкие ручки уже тянутся к нашим шеям, скручивают наши тела в своих жадных сладостных объятиях, а их голоса шепчут наши имена. Но посреди их арий слышится вопль – меня кличит Стюарт: