Не дожидаясь полуночи - страница 9

На самом деле, придумать сюжет не стоило ровным счетом ничего. Он даже перевод с иностранного никогда делать не мог, потому что бессвязные предложения, шедшие друг за другом, складывались для Дани в полноценный текст. Какое-нибудь «Бабушка ждала внука три часа», «Передай мне книгу, которая лежит на столе» или даже просто «Отец Эммы — врач» вызывали в уме рой образов и десятки вопросов. Чего это бабкин внук припозднился? Хранилась ли в книге старушкина заначка? Уж не крутила ли Эмма роман с этим внучком?

И вот уже этот подлый внук, похитив бабулины деньги, покупает Эмме обручальное кольцо. Но та не может быть его женой! Эмма решает открыться: ей уже 65, все дело в пластических операциях. И отец вовсе ей не отец, а младший братишка.

Ужас, что творится.

А время идет, и хочется спать, и Даня в итоге переводит все гуглом, и предложения выходят косые, все сплошь «твоя моя не понимать» да «я твой дом труба шатал».

Так вот, придумать сюжет несложно. Сложно сделать так, чтобы твои герои жили. Чтобы они готовы были спрыгнуть с листа бумаги, ходить и говорить. Даня же чувствовал, что его персонажи — пустой набор букв. И это печалило его. Нужны живые герои, живые.

Где их взять.

Мягким, бескостным телом юное дарование шмякнулось о плоскость парты. Он был ничтожен, и никогда уже не будет иначе.

Раб. Червь. Ничто.

Бездарность.

Даже так — «бездарь». Короче и обиднее.

Впрочем, даже в таком неприглядном состоянии надежда русской литературы отвечала на входящие сообщения со скоростью света.

То были важные послания. Какая-то девочка из Сызрани, настоящего имени которой Даня даже не знал, снова поссорилась со своим парнем и спрашивала совета. Даша из Московской области боялась, что провалится на школьной конференции (к которой была готова лучше, чем кто-либо еще в мире). Некто Вадик из Казани писал об онлайновой игрушке, в которой надо спасаться от чудищ и растапливать костер собственной бородой.

Даня в глаза не видел всех этих людей. Это были его друзья.

В класс вошла учительница географии. Собрав в кучу студенистую субстанцию, бывшую его собственным телом, Даня поднялся. Стройные ряды учеников напомнили ему роту солдат. Войну. Дым сражения, опасность, выстрел. Первая пуля пришлась в живот. На Данином лице отобразилась мука.

— Живот прихватило? — сочувственно поинтересовался сосед.

— Типа того, — кивнул Даня.

Признаваться в собственных фантазиях ему хотелось меньше всего. Поэтому он мысленно оставил себя в живых и прислушался к тому, что говорила географичка.

Еще в пятом классе, когда собравшиеся здесь только-только переступили порог кабинета географии, эта учительница огорошила всех признанием.

— Среди вас, — вот так вот сразу начала она, — есть моя дочь.

Некоторые девочки (и даже, почему-то, мальчики) испуганно вжали головы в плечи, боясь оказаться той самой дочерью. Дети учителей казались им тогда самыми несчастными созданиями на свете. Считалось, бедолагам и дома нет покоя, и что если они получают двойки по предмету их родителя… лучше и не знать, что тогда бывает.

— Так вот, — продолжала географичка. — Я имею в виду, что не собираюсь делать поблажек ни для нее, ни для кого-то из вас. У меня нет любимцев!

Дети сидели очень прямо и боялись даже глазами двигать.

После этой громоподобной речи педагог преспокойно уселась в кресло и начала перекличку. Запасы строгости, по всей вероятности, оказались исчерпаны на годы вперед, потому что больше ничего подобного не слышали. А ее дочь, кстати, с тех пор и по сей день не получала ниже пятерки. Даже когда вместе со всем классом не нашла Корею на карте России («Нужно было поставить стрелку в направлении Корею и подписать!» — выкрутилась тогда учительница).

Сейчас географичка вернулась с курсов повышения квалификации, и, наверняка, была бы переполнена планами. Только весь запас энтузиазма был истрачен в тот день четыре года назад, и не успел еще поднакопиться.

Она сонно обвела глазами класс.

Юля встала и назвала отсутствующих.

— Озеров Даниил…

— Не, я здесь, — уныло произнес со своего места Даня, которого, и в самом деле, и не видно было из-за сидящего перед ним верзилы.