Не дрогнет рука - страница 5

стр.

— Для чего ты тащишь этот сор в нашу жизнь? — спрашивал я. — Ведь посмотри, наши ребята, для которых ты как сыщик — непревзойденный образец, начинают копировать твои блатные ухватки. Куда это годится? Если молодой парень позволяет себе быть внешне расхлябанным, от этого недалеко и до внутренней расхлябанности. А ты их не одергиваешь.

— Поздно, ты, Дима, родился, — смеялся в ответ Нефедов, — тебе бы в самый раз быть классной дамой в женской гимназии. А что я привычки блатные усвоил, это верно. С кем поведешься, от того и наберешься. Не прошло, видно, мне даром, что я по разным «малинам» шатался. Невольно кое-что прилипло. Вначале без этого и нельзя было. Ведь там, если распознают, кто ты таков, недолго и пику в бок получить. Бандиты — народ серьезный, шутить в таких случаях не любят. Вот понемногу и въелись в меня их повадки. Это как в анекдоте про врачей-психиатров: одного врача спросили, правда ли, что они, насмотревшись на сумасшедших, сами чудить начинают? А он в ответ: «Ерунда, ничего подобного. Хотя, положим, мой ассистент иногда поговаривает, что он Иисус Христос, но какой же он ко всем чертям Христос, когда всем известно, что Иисус Христос — это я сам!».

Так Нефедов и отъезжал на шуточках.

Нельзя сказать, что работать с ним было легко, но зато интересно. Как всякий хороший наставник, он ничего не таил от своих учеников, готов был передать им все свои знания, а порой даже незаметно приписать им свою заслугу для поднятия духа и уверенности.

В учениках своих он очень ценил инициативу. Помню, как только я более или менее крепко стал на ноги, у нас с ним часто начали возникать споры по разным версиям разбираемых нами дел. Позже я догадался, что, предлагая ряд довольно фантастических вариантов, он стремился заставить меня мыслить самостоятельно, отыскивая наиболее правильный путь к раскрытию преступлений.

В общем, Нефедов был хороший работник и прекрасный товарищ, всегда готовый помочь, чем только может — и советом, и деньгами, а подчас силой и оружием, рискуя при этом даже жизнью.


После неприятного разговора с полковником Нефедов еще долго бурлил, ворчал и поминутно стучал без надобности ящиками стола. Но при этом он не терял времени: позаботился, чтобы мне выписали командировочное удостоверение, приготовили деньги на дорогу и подобрали материал по тем вопросам, которые я попутно должен был разрешить в областном управлении милиции.

— Может быть, еще пронесет тучу мороком — и ты останешься работать у нас в Борске, — сказал он мне на прощание, с великолепным эгоизмом полагая, что для меня на его прекрасном Борске свет клином сошелся. Впрочем, пожалуй, я напрасно обвинял его в эгоизме. Я подозревал, что Нефедов, дружески заботясь обо мне, уже давно спланировал, как должна сложиться моя жизнь, и в этом его плане никакие отъезды из Борска не были предусмотрены. Мало того, он даже замыслил приковать меня к Борску довольно крепкими цепями. Меня же эти планы и больше всего цепи, которых я страшно боялся, вовсе не устраивали. Хотя я и неплохо жил в Борске, но с радостью уехал бы из него на все четыре стороны, чтобы этим отъездом развязать сложный узелок, завязавшийся в моих отношениях с одним человеком, которого я, однако, не хотел ни обижать, ни огорчать.

Глава вторая

ДЕВУШКА С ТВЕРДЫМ ХАРАКТЕРОМ

Последние два года я жил на квартире у Василия Лукича Чеканова — старого токаря, работавшего на механическом заводе. И сам Чеканов, и его супруга — очень симпатичная необъятная толстуха Марфа Никитична, и видом и характером напоминавшая хорошо начищенный кипящий самовар, относились ко мне как к родному. Однако с дочкой их Галей у меня сложились очень тягостные для нас обоих отношения.

Галю по-настоящему звали Анной, но она яркими темно-карими глазами, черными косами и всей статной, тонкой в талии фигурой так походила на украинку, что сначала подруги, а потом и родители стали кликать ее Галей. К тому же она любила наряжаться в вышитые ею самой с большим мастерством украинские кофточки.

Характер у Гали был твердый, упрямый и решительный. Это чувствовалось в смелом взгляде ее умных огневых глаз, частенько загоравшихся гневом, в строгой линии красиво очерченных свежих губ и в энергичной форме небольшого подбородка. Она была уживчивой, рассудительной и доброй, но не дай бог если кто-нибудь осмеливался солгать ей, покривить душой или поспорить с ней в тех случаях, когда она считала себя безусловно правой. Такому человеку нельзя было позавидовать. Эти черты Галя, видимо, унаследовала от родителей. Мне не раз приходилось наблюдать, как в этом семействе происходили на моих глазах нешуточные столкновения трех стальных характеров. Тут бывали и гром и молнии, не хватало только дождя, так как на слезы ни мамаша, ни дочка не были щедры.