Не голова, а компьютер - страница 10

— Раньше ты ни разу… — пораженный требованием брата, запинаясь, проговорил Петрик.

— Раньше ко мне с ножом к горлу не приставали, — перебил Марцин.

Петрик бросил на брата тревожный взгляд и, скрепя сердце, достал из ящика жестяную коробку из-под растворимого кофе, служившую ему сейфом. Процедура открывания «сейфа» была сокрыта от глаз Марцина: Петрик ревниво оберегал свое сокровище и предусмотрительно повернулся к брату спиной. Но позвякивало в коробке многообещающе.

Марцин был горд собой: вот что значит котелок варит! Недаром про него ребята говорят: не голова, а компьютер! Итак, еще две жевательные резинки обеспечены. И совесть спокойна: деньги заработаны честно. Петрик получит пятерку. Пятерка за четыре злотых! Дешевка! Каждый бы столько заплатил!

Марцин сделал уроки, вымыл перед ужином руки, даже мусор вынес, после чего стал собирать портфель. А то по утрам в спешке вечно половину забываешь. И все это он делал в пику маме: пусть убедится, как она была неправа в разговоре с Шелестиной. Мать время от времени поглядывала на него, но обратила ли она должное внимание на то, как он себя сегодня ведет, неизвестно. Она записывала расходы, и, вероятно, у нее что-то не сходилось. Она пересчитала деньги в кошельке и в поисках мелочи высыпала содержимое сумочки на колени.

— Петрик, поди-ка на минутку!

Петрик вышел из ванной с зубной щеткой в руке и белыми усами под носом.

— Ладно, умывайся, а потом разменяешь мне десять злотых.

— Десять, — протянул Петрик. — У меня восемь только…

— Как? У тебя ведь было двенадцать. Куда же они девались?

— Да… но… но…

Петрик покраснел как рак, отчего белые усы казались еще белей.

Марцин у матери за спиной делал ему отчаянные знаки молчать. Но, как назло, при этой сцене присутствовал Вацек. Заподозрив неладное, он коротко бросил:

— Марцин у него выклянчил, не иначе.

— Ты почему молчишь? — В голосе мамы послышался еле сдерживаемый гнев. — Кто взял у тебя деньги, отвечай сейчас же! Марцин?

Петрик молча кивнул головой.

— Ну что я говорил! Так и есть, выклянчил!

— А вот и не выклянчил, вот и не выклянчил! — повторял Марцин в ярости. — Не знаешь, за что он мне их дал, так не вмешивайся.

— А за что же он тебе их дал? — спросила мать.

Марцин понял, что сморозил глупость, в довершение всего еще младшего брата подвел, но отступать было поздно.

Петрик с заплаканным лицом корпел над рисунком. Мама приняла сердечные капли — сильный запах распространился по всей квартире. Вацек, время от времени отрываясь от книги, с презрением посматривал на младшего брата.

Марцин молчал, стиснув зубы. «Где взять денег? Как избавиться от проклятого долга?» — одолевала его мучительная мысль. Правда, это не помешало ему быстро заснуть, но последнее, о чем он подумал, было: «Вот бы выиграть у кого-нибудь на спор хоть десять злотых. Но с кем спорить? И о чем?»

Памятник Конопницкой ходили смотреть все, кроме Ирены; у нее заболела мать, и пришлось сбегать в аптеку и сделать кое-что по хозяйству.

Но этот факт, сам по себе похвальный и свидетельствующий о высокой сознательности учеников шестого «А», не удовлетворил Скочелёву. Ей хотелось, чтобы каждый «высказался».

— Вот занудство! Марцин, ты сделал математику? Дай списать! — прошептал Костик и, взяв у Марцина тетрадь, стал списывать.

Делал он это очень ловко. Положив тетрадь слева на скамейку и держа палец на нужной строчке, переписывал задание в свою тетрадку, лежащую на коленях, одновременно не забывая с преувеличенным интересом поглядывать серыми невинными глазами то на учительницу, то на отвечающего у доски. На Скочелёву это производило хорошее впечатление, и она время от времени бросала одобрительный взгляд на примерного ученика.

Отвечали ребята вяло, без энтузиазма, хотя изо всех сил старались угодить учительнице. Кажется, все уже было сказано: и что памятник передает сходство, хотя выполнен в современном стиле, и что жалко, что он такой небольшой, и что хорошо ребятам из школы имени Конопницкой: Саксонский сад у них под боком. И что памятник всегда будет напоминать людям о поэтессе, которая глубоко сочувствовала обездоленному крестьянству.