Не голова, а компьютер - страница 12
5
На первой же перемене Казик подошел к Марцину и не отходил от него ни на шаг. Как репей пристал. У него на глазах распечатал выигранную вчера жвачку и без зазрения совести отправил в рот. Хотя это противоречило неписанному правилу: жвачку полагалось жевать только на большой перемене.
— Еще восемь штучек за тобой. Не забыл? — спросил он как бы между прочим, с нетерпением поджидая ответа.
— Не забыл, не беспокойся! — буркнул Марцин. — А теперь проваливай, у меня к Костику дело есть.
— К Костику? — протянул Казик разочарованно. — И чего ты возжаешься с ним?
— Сказано, проваливай, а то получишь!
— Тоже мне, чемпион по боксу! — пробормотал Казик невнятно, так как рот у него был залеплен жевательной резинкой. Но отошел на всякий случай в сторонку: с Марцином лучше не связываться.
С Костиком Марцин подружился в начале года. Как-то оба они оказались победителями в очередной драке и обоим снизили отметку по поведению. А несчастье, как известно, сближает.
С виду тощий, долговязый, Костик производил впечатление скорее неблагоприятное: бледное, усеянное веснушками лицо, чересчур тонкая и длинная, как у жирафа, шея и всегда чуть приоткрытый рот. А вдобавок — руки и ноги длины непомерной.
Но надо было видеть его в деле! Точно боа-констрикторы, обвивались вокруг противника его длинные руки, из невероятной дали пинали врага его длинные ноги, а голова на длинной шее вытягивалась, как высоченная сторожевая башня, с которой ведут наблюдения из крепости за неприятельскими маневрами.
При первом взгляде на Костика новый учитель, а особенно учительница заключали, что он плохо питается. В самом деле, кожа да кости, дистрофик настоящий. Однако отсутствием аппетита Костик не страдал: это каждому становилось ясно, стоило только посмотреть, как загораются у него глаза при виде тарелки с супом в школьной столовке, с какой быстротой уплетает он свою порцию и просит добавки, будь то молочная лапша, суп из шпината или борщ. Значит, полагали педагоги, мальчик — из малообеспеченной семьи, но при проверке и это оказывалось не так. Костик питался хорошо, хотя и был худ, как щепка. Просто, как говорится, не в коня корм.
Сам Костик считал, что ему в жизни не везет. Стараешься-стараешься, из кожи вон лезешь, а толку чуть. Никак маме не угодишь! С утра до ночи только и слышишь: «Костик, бери пример с сестры! Костик, будь человеком!»
И однажды, удрученные несправедливостью, они с Марцином поделились своими огорчениями друг с другом и пришли к единодушному выводу: дом — сущий ад. Семья — чудовищное изобретение. Брать пример с братьев и сестер — постыдно и унизительно! Что значит — быть человеком, точно ты родился обезьяной? И вообще мнение окружающих — мура и нечего с ним считаться. Подумаешь, общественное мнение! Плевать они хотели на него!
Вот как говорилось в минуту жизни трудную, но в действительности-то дело обстояло иначе.
Будь Марцину безразлично, что подумает о нем Казик и что скажут товарищи, не стал бы он сушить себе голову проигрышем.
Когда Марцин рассказал о своих злоключениях Костику, тот решительно заявил:
— Дурак!
— Кто? Казик?
— Казик-то не дурак! Он, будь здоров, марку машины разглядел. Иначе не стал бы рисковать. Ты дурак, что на удочку попался. Десять штук! Ведь это целое состояние!
— Без тебя знаю! Не для того я рассказал, чтобы ты мне нотации читал. Лучше посоветуй, как выпутаться.
— Советоваться надо было раньше, — буркнул Костик.
— Как же теперь быть?
— Вот то-то и оно!
— Может, еще с кем-нибудь поспорить, но чтобы уж верняк. Клин клином вышибать!
— Тогда на шесть спорь.
— А почему не на восемь? Восемь ведь нужно.
— Две беру на себя. А шесть, хоть лопни, но добывай сам. Иначе крышка тебе!
— Согласен. Но с кем спорить-то?
Марцин беспомощно обвел глазами зал.
У окна столпились ребята. Они слушали разглагольствования Вицека Бирюковского, по прозвищу Бирюк, который остался на второй год, как и Пионтковский. В учебе был он не силен, зато кулаки у него были как кувалды и язык подвешен хорошо. Вечно он что-то рассказывал, и рот у него никогда не закрывался. А так как принадлежал он вдобавок к отряду «жвачные», его мощная пасть несла двойную нагрузку — еще бы! — и языком мели и челюстями ворочай!