Не говорите ему о цветах - страница 6

— Его личность действительно непостижима, доктор? — спросил Фонтанель после долгого размышления.

— Да, — ответил Комолли, — и все это потому, что он таит в себе нечто ускользающее, не поддающееся анализу, что-то смутное, не состоявшееся в реальной жизни, но прочно живущее в душе, что делает его поведение иррациональным.

— Все это несколько туманно и не совсем понятно, — заметил комиссар.

— Конечно, но это оттого, что и сам персонаж туманен. Мы ведь очень часто и подолгу с ним беседовали. Я должен сказать, что он блестяще образован. Вы понимаете, когда часто общаешься с человеком, знаешь его философию и образ мыслей, можно предвидеть его реакцию в той или иной ситуации. А с Жаком Берже такие предсказания были попросту невозможны. Складывалось такое ощущение, что он многогранен, что в нем живут несколько разных личностей, и в нужный момент решение принимает одна из них. Какая, предсказать абсолютно невозможно.

— Господи, как сложно! — воскликнул Фонтанель.

— Да, да, вы правильно заметили, это человек именно сложный. Я сам поражаюсь, как мало его знаю, хотя наше знакомство длится уже четырнадцать лет. Он приехал сюда в 1950 году и почти сразу же пришел ко мне посоветоваться по поводу Жан-Клода. Он хотел узнать, можно ли прооперировать винное пятно на лице мальчика. Я, конечно, высказался отрицательно. В тот раз мы долго с ним беседовали. И потом, со временем, у нас возникла необходимость в общении. Вы уже достаточно изучили наш городок. Согласитесь, он очарователен. Туристы его обожают. Огромным спросом пользуются открытки с видами побережья, и торговцы этой продукцией составляют себе неплохое состояние. Но в интеллектуальном плане у нас царит удушающая атмосфера. Можно понять, что для молодого врача, каким я тогда был, попавшего из столицы в провинцию, частое общение с Жаком Берже оказалось просто находкой. С ним было интересно: у него огромный кругозор, и он прекрасно разбирается во многих вещах… Каждый день после полудня он стучал в дверь моего кабинета, и в любую погоду мы отправлялись на прогулку.

Нам не мешали ни дождь, ни ветер. Как правило, мы доходили до скалы Льва и там, устроившись на камнях, часами разговаривали, возвращаясь домой иногда очень поздно. Моя жена даже вбила себе в голову, что я завел на стороне роман. Обратный путь мы проделывали той дорогой, которая огибает скалу и выводит на пляж. Моторная лодка Берже была привязана в определенном месте, и в город мы возвращались уже морем.

— А его прошлое? — прошептал комиссар.

— Прошлое? Ах да, что я могу сказать о его прошлом? Ну что же, вы еще раз удивитесь, но и здесь мне известно очень немного. Как говорил Сократ — «Я знаю то, что ничего не знаю». Берже не очень любил говорить о прошлом и, как правило, говорил с отвращением, как будто на нем лежало какое-то позорное клеймо. Забавно, но ничего существенного или компрометирующего о Берже в городе не говорили. С самого начала войны он состоял в Сопротивлении и блестяще там себя зарекомендовал, затем после освобождения с головой ушел в коммерцию (я думаю, что Берже вел дела с американцами). За пять лет он сколотил приличный капитал и решил обосноваться здесь, чтобы посвятить себя египтологии. Знаете, в этой области он действительно классный специалист. Им опубликованы четыре больших труда о восемнадцатой династии фараонов. Его работы очень ценятся египтологами, хотя тираж их и невелик.

Как-то в Париже я случайно встретился на званом обеде с Кристиан Дерош-Ноблекур, заведующей отделом Египта в Лувре. Она рассказала мне, что Жак Берже в своих книгах прекрасно описал душевнобольного фараона Ахенавона, и призналась, что ничего лучше работ этого автора ей не приходилось встречать. Я тоже убежден в этом, так как душевнобольной фараон неотвязно преследовал его. Мне кажется, что в некотором роде Берже отождествлял себя с ним… Безусловно, это человек очень сложный, его просто так не разгадаешь. Вот, например, он страдал бессонницей, а когда засыпал, его преследовали кошмары. Он даже просил выписать ему успокоительное и снотворное. Когда я спросил его, что за ужасные видения его беспокоят, он замкнулся в себе, отказался отвечать, как если бы ему было отвратительно раскрыть свою тайну, как будто он боялся быть понятым и проанализированным.