Не грусти, гад ползучий - страница 6

- Ничего себе, страшненькая история, - проскрипела потолочная балка. - Чего только не бывает! А вот я сосной была в роскошном строевом лесу, триста лет! Срубили. Теперь столетие доски подпираю, обрыдло, спасу нет! На войну хочу, под пули, а потом сразу - в ресторан. Хочу разврата и золотых безделушек!

- Глупости, - сказала дверь. - Нет ничего лучше спокойной жизни и домашнего уюта с веселыми гостями в лунную ночь. Оно, счастье-то, и есть, коли душа покоем полна.

Леня допил чай и резюмировал:

- Верно. Счастье, это душевное равновесие и стабильность в жизни. Вот изба сто лет стоит, и еще столько же проторчит на том же месте, или на другом, потом ее подремонтируют, и еще просуществует бог знает сколько. Вот стабильное счастье.

- Какой ты умный, Ленечка, - выдохнула Ася. - Ну, прямо Сократ. Ты никогда не был Сократом?

- Нет. Я русский. - Резко сказал клен.

- А кем ты был раньше?

- Я всегда был личностью. Отстань. - Ответил клен и задумался над куском коврижки.

- Лично я не согласна бог знает сколько подпирать эти доски, - возмутилась балка. - Я, может, тоже не лыком шита.

За окном была непроглядная ночь. Огонь обпился чаем и уснул прямо под столом, превратившись в желтую кошку. Я прихватила ее с собой в постель, отправляясь спать, — чтобы мурлыкала и грела ноги. Кровать радостно завиляла одеялом и лизнула подушкой мою щеку. Она пахла печкой, чаем с коврижками и подгнивающими половицами. Она сразу же принялась "чтокать":

- Что такое детство?

- Детство? Это болезнь.

- Какая?

- Слабость ума и воли.

- А тогда юность что?

- Кризисный этап болезни. Потом наступает молодость...

- А после?

- После? Зрелость, начало выздоровления.

- Ну а потом?

- Старость. Болезнь с летальным исходом.

- Жалко людей, когда они дети и старики. А из чего состоит лев?

- Из съеденного козерога.

4

"Эти два спящера спят наяву..."

/ Из мемуаров клена Лени /

- Не грусти, гад ползучий, - сказала я ему, уходя навсегда.

Он свернул газету в трубочку и произнес:

- Корень одуванчика, собранный в сентябре, лечит от начальной стадии атеросклероза, от шума в ушах, и улучшает память. Препарат из одуванчика "Терраксакум" оказывает легкое седативное действие.

- Я не одуванчик! - заорала я. - Тебе что, плевать, что я ухожу?

- Пей "Терраксакум" и расслабляй мышцы лица, - участливо посоветовал он. - А лучше, займись кулинарией. Весьма успокаивает. Цветки одуванчика залей уксусом и неделю держи в холодильнике, полученное средство используй для приготовления соусов к мясным и рыбным блюдам.

- Ты что, издеваешься? - прошептала я в тихом бешенстве. - Я бросаю тебя. Навсегда.

- Сто девять четыреста сорок три, Москва, до востребования, Карлу Стивенсу, напиши, и он вышлет тебе бесплатные кассеты с проповедями. Это тоже оказывает седативный эффект и очищает душу и помыслы от мирской накипи.

- Ты... ты... ты просто болван!

- Не болван, а лев. Читай гороскоп. И знай, что лев состоит из мышц, когтей и терпения, которое не безгранично.

- Лев состоит из съеденной козы, - сказала я.

- Из съеденного козерога, хочешь сказать?

- Козерога черта с два сожрешь! Он с рогом, и быстро бегает! Прощай, одуванчик!

На сей раз ему не удалось схватить меня и уволочь в постель. Залить пожар ласками и животной активностью. О, это он всегда успевал! Этот зверь начеку! В гороскопах недооценивают львов. А может, это - особый случай?

Мой лев, я без тебя скучаю. Мой длинный, бело-розовый человечище с золотистым, как поджаривающийся в пламени каштан, взглядом, с нежной гривой. Такой ранимый, уязвимый в душе и самоуверенно-невозмутимый с виду. Внешне даже грубоватый, иногда - тупой, толстокожий. Но только для тех, кто тебя не знает. Кому все равно. У нас с тобой были бешенные ссоры. А после - бешеные ласки. Страсти-мордасти. Подозрения, упреки, ревность, розы, шампанское, шоколад.

- Я отмазался, чтоб замириться. Ты не дуешься на меня, киска?

- Нет, ты не "отмазался". Ты меня любишь.

Мы рассматривали карту родниковых созвездий на наших телах. Совпадает рисунок, расположение, оттенок родинок. Они ведь у всех - разные по форме и цвету. Однажды на пляже я видела девушку с красными и желто-коричневыми родинками. А у нас - бархатно-шоколадные, маленькие, правильной круглой формы, будто нарисованные по трафарету. Одинаковые у тебя и у меня! Правда, все сдвинуто, будто карту звездного неба рисовали на нас под разным углом. С разных концов одного большого звездолета переносили точки на твою душу, и на мою. А потом нас выбросили, чтобы мантры обросли плотью; поскитались по Вечности, по Звездам, и обрели плоть, сквозь которую проступила наша кодовая карта родинок, и опять долго чтобы блуждали по-отдельности, сталкиваясь со всем недобрым и становясь недоверчивыми и злыми.