Не хочу обманывать - страница 9

Тот, кто хоть раз побывал в Вилково, навсегда сохранит в памяти своеобразную красоту этой «украинской Венеции». Узкие, все в зелени улочки, невысокие домики, и над всем этим — неповторимый запах реки, речной прохлады, ила, только что вытянутой из воды рыбы. Вода здесь всюду: улицу пересекают бесчисленные каналы с перекинутыми легкими мостиками, а свернешь в сторону, и вдруг перед тобой открывается широкий плес с лодками на берегу. Перед одной из таких «улиц» я в недоумении остановился. Мои спутницы поспешили успокоить:

— Не смущайтесь, батюшка, вот сюда, пожалуйста.

Они указали на узкий, в одну доску настил, укрепленный на коротких деревянных столбиках.

— И вы всегда по этому мостику ходите? А как же, если старый человек или, простите, выпивший? Недалеко и до греха. Умрет, не покаявшись.

— А что, батюшка, истинная правда, — отозвалась одна из верующих, остроносая женщина в белом платке. — Бывает, зазевается иная мать. Глядь, а ребенка уже не видать. Потонул, бедненький, в ерике. Ничего, батюшка, поживете, привыкнете, всего насмотритесь. Чего-чего, а треб хватает, погребений много. Приход у нас богатый, да и люди неплохие.

— Места у нас привольные. Живем не обижаемся, — поддержала ее соседка. И рыбки у нас покушаете, — селедочки-дунаечки, и икорки черной. Да фруктов, да винца, да виноградику. У нас отец Илларион, как пришел сюда из семинарии, так и умер на этом приходе. А прожил с лишком девяносто лет. А матушка до чего милая женщина была. Бывало, стоит на крыльце. Проходишь мимо: «Здравствуйте, матушка», «Здравствуйте, голубушки милые. Как живется, спрашиваете? Плохо, кормилицы, жить-то не на что. Товар в землю не идет». Это значит, что мало людей умирает.

Меня передернуло от этих слов не в меру болтливой женщины. Но остановить ее, видимо, ничто не могло. И она с явным удовольствием продолжала: — Вот и вы, батюшка, приехали прямо из семинарии да и живите у нас до самой смерти, а мы уж вас не обидим. Только и вы нас понимайте да уважайте. А то вот отец Евдоким оставил нас, перешел в Килию. А теперь жалеет.

Я поселился в доме старосты. Отвели мне отдельную опрятную комнатку. Чуть свет, я лежу еще в постели, а в квартире старосты уже посетители.

— Вставайте, батюшка, к вам пришли. Входите в курс своих обязанностей, — поучает староста.

Одеваюсь наскоро, выхожу к прихожанам. Передо мной несколько старушек.

— Батюшка, ангел наш, отец святой. Вот тебе картошечка, рыбка, гутулька. Кушай да поправляйся нам на радость. Вот тебе пятьсот рублей на рясу, сто рублей матушке на косыночку. Чем нуждаешься, батюшка, поможем. Все сделаем.

Я стою, как вкопанный. Не знаю, что сказать, как вести себя. Готов провалиться сквозь землю. За что меня одаривают? Что я сделал для этих людей, почему они должны кормить и одевать меня, да еще целовать руку, как помещику?

Еще в семинарии я почему-то считал, что священник имеет твердый, установленный заработок. И только тут, из уст старосты я впервые услышал, что мое существование зависит от пожертвований и приношений.

Как это было унизительно и обидно! Словно я нищий или взяточник. Не так я представлял себе жизнь пастыря, беззаветно отданную служению Христу, бесконечно далекую от низменных денежных интересов, делячества и корысти. Я хотел было сказать людям, что их подарки оскорбляют мое достоинство и унижают их самих. Но староста сердито дернул меня за рукав.

— Скажите же, батюшка, что-нибудь. Не обижайте своих прихожан молчанием. Они ведь к вам от чистого сердца, от христианской души.

Старушки, видя мое смущение, поспешили удалиться.

— Простите, батюшка, за нашу малость. Не обижайтесь. Чем богаты, тем и рады.

Вот как истолковали мое недоумение. Как приучены эти, должно быть, добрые, чистосердечные люди.

Как только мы остались одни, староста дал волю своему негодованию:

— Что это творится на свете: в семинарию принимают людей простого сословия, которые не знают ни жизни, ни обычаев духовенства. Вам, сироте нищему, господь бог протянул руку помощи, вывел в люди, а вы в благодарность попираете божье благословение, отвергаете насущный кусок хлеба. Забудьте свое прошлое, свою жизнь с копеечным заработком. Знайте, что вы для них человек особенный, святой. На вас почиет благодать божья. У нас в Вилково старообрядческие священники живут богато, но мы хотим, чтобы православный священник жил еще лучше. Делайте, что я говорю, и все будет хорошо. Не будете меня слушать — доложу отцу благочинному.