Не климат выбирали, а судьбу(с)... - страница 18

стр.


Вера автоматически поправила отца:


— Кирьят-Шмонэ.


И подсела рядом на диван.


— Папа, на эту и другие подобные темы тебе лучше поговорить с моим Галем или его отцом, я в политике не очень разбираюсь, да, и некогда мне распутывать весь этот сложный узел взаимоотношений между Израилем и вражескими арабскими государствами, не говоря уже об арабах окружающих нас в повседневной жизни.

В нашей малочисленной группе, которая сейчас работала над сверхсовременным проектом было два араба, и мы вполне нормально друг к другу относились.


Голос подала, прислушивающаяся к их разговору мама:


— У нас на мойке посуды есть одна баба, она была адвокатом в Москве, очень грамотная и умная женщина, так вот, она говорит, что самый хороший араб, это мёртвый араб.


Вера резко повернулась к матери.


— И, ты бы могла убить человека, только потому, что он араб?


— А, зачем мне это делать, для этого у нас есть армия, полиция и всякие там службы… Коля, я правильно высказываю мысль, ты мне так говорил?


— Так, Белочка, так, но мне хотелось обо всём этом услышать от нашей дочери, постоянно находящейся возле людей служащих в этих структурах безопасности и правопорядка.


— Папа, ты имеешь в виду, Офера и Наташу?


— Да, конечно же, их, а также твоего жениха и его отца.


— Чтобы вы знали, мы никогда на эти темы не разговариваем, а Наташа пошла служить в своё ведомство не для того, чтобы мстить за себя арабам, а для того, чтобы обезвреживать вражеские структуры, готовящие теракты против еврейского мирного населения.


— Коля, пустое дело с ней разговаривать на эти темы.

Она же якшается с ашкеназами (евреями, выходцами из европейских стран), проживающими в центре страны, а они все насквозь пропитались гнилыми левацкими настроениями.

Хорошо, что у нас есть Люба с Лёвочкой, они знают и могут толком объяснить кто здесь, кто.

Мы с твоим папой окончательно решили, что идём голосовать за партию «Ликуд» и Биби Нитаниягу.


Вера до сих пор понятия не имела кому она отдаст свой голос на предстоящих выборах, но решила подразнить родителей.


— Нет, за правых никогда, я буду голосовать за Шимона Переса и «Аводу».


От заявления дочери отец сконфузился.


— За этих предателей своего народа?


— Папочка, а тебе известно, что эти предатели своего народа находились у власти, когда наша страна победила в Шестидневной войне и Судного дня?


Отец проигнорировал ремарку дочери.


— Конечно, у нас демократическое государство, но будь моя воля, я бы создал одну крепкую партию и навёл бы в стране порядок.


Вера рассмеялась.


— Папочка, в одной стране ты уже навёл, до сих пор там очухаться не могут от власти коммунистов, в партии которых ты, между прочем, состоял много лет.


Отец быстро перевёл разговор на другую тему:


— А, как ты относишься к Щеранскому и его новой русской партии?


— Папуля, никак, я не хочу относиться к нему и к его партии.


К счастью девушки, мама пресекла неприятный для них с отцом разговор, где они не находили общего языка.


— Тебе в борщ класть сметану или ты уже окончательно заделалась еврейкой с их дурацкими традициями?


Вера незаметно для родителей тихо вздохнула.


— Клади конечно, боже мой, как я давно не кушала твоего настоящего украинского борща.

Пахнет как, а вкус божественный…


Дочь даже зажмурилась от удовольствия.

К концу обеда Вера уже отдувалась от сытости, съев только одну пулечку запечённой в духовке курицы с приготовленным мамой лечо.

От десерта, любимой домашней выпечки, была вынуждена отказаться:


— Ой, простите, но я сейчас лопну, кусочек торта, если хотите, я возьму с собой, заодно и Галя угощу. Мать подняла на дочь глаза.


— А, что, ты разве не останешься у нас на все выходные, ведь мы завтра собираемся на праздничный обед к Любочке?

Завтра у Русланчика День рождения, мальчику исполняется уже девять лет и малышку ты давно не видела.


— Мама, я неделю не встречалась с Галем, он по мне очень скучает, и я по нему тоже, поэтому сейчас слегка передохну после обеда и поеду к нему.


Мать неожиданно резво для себя, вскочила из-за стола и встала напротив дочери, уперев руки в бока.


— Ну, Николай Иванович, ты слышал, понял, наконец, кого мы воспитали!