Не любите меня! Господа! - страница 9
– И чего?
– Сделано ей, – на смерть сделано. Не разродится она сама! Либо резать, – а доктор говорит, что тогда она уже никогда родить не сможет, либо помрет она в страшных муках. Тут бабка нужна. Сильная бабка.
– Так, где ж её взять.
Есть тут у нас – на Семеновской живет, она страшная колдунья. Она и сама на смерть делает, но за деньги все, что хочешь, снимет.
– Так я побегу!
– Она деньги вперед берет
– Так батюшка её мне на расходы дал аж двенадцать рублёв. Авось хватит.
– Ты беги, сынок беги, авось и поможем горемычной. Беги, вон, светает уж.
Колька опрометью бросился вон из палаты. Микитична уселась в кресло качалку и, спустя несколько минут, заснула.
Лучи утреннего солнца осветили помещение. Юлия проснулась от укола иглы. Лука Лукич погладил Юлию по ладони.
– Не бойтесь. Это шприц, с помощью иглы я ввожу вам раствор. Это сейчас самое новое средство лечения. Я приобрел его в Париже. Должно помочь. У нас только сутки, милая, если не сможете родить, мне придется вас оперировать.
– Прооперируйте сейчас, спасите моего ребенка, умоляю.
– Боюсь это сейчас не главное. Сейчас мы вынуждены спасать вас, а если я прооперирую, вы никогда больше не сможете иметь детей.
– Мне все равно, доктор, спасите моего ребенка! Пусть я умру, только бы он жил!
Боль начала возвращаться. Юлия вновь кричала во весь голос. Схватки шли каждую минуту. Доктор вышел из палаты. Деменев ждал его в коридоре. Он был чернее тучи.
– Какие сейчас проблемы, доктор, я заплачу сколько скажете, сделайте же что-нибудь, наконец!
– Признаться, я первый раз вижу такое – третьи сутки в родах и нет никаких результатов. Схватки идут достаточно сильные, при такой интенсивности она должна была разродиться в течение сорока минут, а она бедняжка уже так долго такие муки терпит. Поверьте, это нечеловеческая боль.
– Так что ж делать! Дайте ей обезболивающее!
– Я не могу давать чаще одного раза в сутки. Сегодня будет последний раз. Иначе она привыкнет и не сможет без них жить.
– Тфу-ты! – Деменев плюнул и, в сердцах, выругался.
– Молитесь, милейший, молитесь, это все что нам остается. Я Вам обещаю, что, если ничего не изменится, я завтра её прооперирую. Последствия вы знаете.
Доктор вышел, протерев очки. Деменев направился в гостиницу.
До полуночи Юлия мучилась от разрывающей её боли. Лука Лукич принес снадобье и отдал Микитичне. Погладив Юлию по руке, он вышел из палаты. Юлия потянулась за стаканом, но Микитична заговорщицки подмигнув ей, отодвинула его:
–Не пей, детонька, сейчас к тебе придет кое-кто, будем тебя спасать.
– Да что с Вами! Дайте мне лекарство! Не мучайте меня!
Дверь приоткрылась, и всклокоченная Колькина голова вопросительно уставилась на Микитичну:
– Я привел.
– Давай её сюда, милок!
В дверь протиснулась грузная бабка, неопрятная, седая, с кошелкой в руке. Юлия застонала и отвернулась. Бабка чем-то была похожа на ту знахарку, что прокляла ее в детстве. Юлия даже испугалась, внезапно вспомнив о том проклятье, – неужели она и впрямь умрет в родах, как кричала ей та страшная старуха.
Пришедшая женщина подошла к постели и вытащила свечку и стакан. Налив в стакан воды из бутылки, бабка разбила в него яйцо и поставила в изголовье постели Юлии, затем зажгла свечку и стала обходить с нею постель. Свечка трещала и чадила, искры сыпались как от бенгальского огня. Бабка покачала головой
– Это кто ж такой грех на себя взял. Сделано тебе, девка, сделано на смерть страшную. В наших краях кроме меня так никто не сможет, да и я бы не стала. Это не наши умелицы.
Бабка взяла в руки стакан с водой и поднесла к лицу Юлии:
– Вон, гляди, все свернулось как вареное. Свеча трещит. Вижу я, вижу бабку старую, вижу, волос твой в яйцо кладёт, а потом на могилу несет да закапывает с наговорами.
Юлия с ужасом глядела на бабку. Боль, мучавшая её, становилась все сильнее, хотя, казалось, и так был уже предел.
– Сделайте что-нибудь!
–Малец твой заплатил мне щедро, уж я расстараюсь. Только помочь я могу лишь на этот раз, – такую порчу одним днем не снимешь. Придется тебе с этим жить. А хочешь, мы этой змее тоже в ответ, что-нибудь сделаем…