Не надо преувеличивать! - страница 9
— Какой там «бедняжка»? Небось, когда он избивал тебя до потери сознания и приползал пьяный в дым, ты другое говорила!
— Да… Но если б вы его теперь увидели, мадам Олимпия… Совсем дитя! Ждет меня, словно мать родную, и первым делом спрашивает, не принесла ли я ему чего-нибудь выпить.
— Надеюсь, ты не носишь ему выпивку, когда он лечится от алкоголизма? Сколько ему еще там быть?
— Долго, мадам Олимпия, он ведь насквозь проспиртован. Только прошу вас, не выдавайте) меня, не говорите этим, жильцам, для чего его положили. Ведь только вы да господин Барбу, старые гости, знаете правду.
— Не беспокойся! Только бы он не свалился на тебя, как снег на голову. Помнишь, что было три года тому назад? Двор ходуном ходил от его проделок.
— Боже упаси! С такими людьми — одни претензии! — может черт знает что выйти. Пойду затоплю печь. Что-нибудь еще нужно?
— Не забудь протереть овощной суп. Дашь его в двенадцать… И белье… черт его знает, как он умудряется столько пачкать…
В воротах, со стороны моря, которое блестит и шуршит, как голубоватый муар (глаз художницы!) появляется Мона Василиаде. Высокая, пышная блондинка, задрапированная в одно из этих африканских платьев, которыми завалены художественные салоны: два шва, дырка для головы и… Явно раздраженная, она фыркая опускается возле меня в шезлонг.
— Как здесь хорошо, прохладно! Будьте добры, передайте мне зажигалку — вон там, на подоконнике. Надеюсь, я не перегрелась на солнце… Но эта особа… поразительно!
— Кто, студентка? Ну, это объяснимо. Ведь и мы в ее возрасте…
— Нет, — возражает Мона, кидая на меня быстрый взгляд. — Ее я сегодня даже не видела… Но и она тоже… Нет, я говорю, о Габи. Она просто смешна!
— Боже мой, что она наделала?
— Ничего особенного… обычный цирк… Она не знает ни меры, ни стыда!.. Со всеми мужчинами… всех провоцирует, и таким странным образом… всех по очереди! С Барбу не получилось, она взялась за Нае… бедняга Пырву просто не знает, куда от нее спрятаться. Сегодня была настоящая комедия: она решила заниматься с ним йогой… А Алек, человек деликатный…
— С кем, с господином Василиаде — йогой? — спрашиваю я, не в силах скрыть улыбку.
— Представьте себе, ему неудобно просто прогнать ее. Димок хохотал, как одержимый… Немного вульгарно… впрочем, ему идет. Барбу исчез — сказал, что идет рыбачить, а бедняга Алек… Я ушла: не выношу, когда женщина таким образом выставляет себя на посмеяние. А вы не идете на пляж?
— Нет, Филипп теперь при деле, по крайней мере час не расстанется со своим ведерком. Может, попозже я вынесу его, выкупаю.
— Чудесно… Тогда извините меня, я пройдусь по деревне. «Гагаузы» — так называют здешних крестьян — это турки, перешедшие в христианство. У них такие изделия из меди — просто чудо! Я сговорилась с одним, хочу купить…
— Вас интересует старинная медь?
— О да… у меня страсть к старым вещам… Они продают их так дешево, представления не имеют о их настоящей цене. Представьте себе, я нашла в курятнике изумительный кувшин.
Потрясающая особа! Ее супруг, Алек Василиаде — настоящий английский джентльмен — слушается ее, как бога. У него в жизни было два идола: отец, полковник, который наставляет и направляет его даже из могилы, и ненаглядная Мона… Интересно, как он выглядит, занимаясь йогой? Хм, Габриэлла… смелая женщина! Как это она не испугалась августейшего гнева Моны Василиаде? Еще одно подтверждение знаменитого изречения о том, что внешность обманчива… По правде сказать, Габриэлла мне скорее симпатична: маленькая, кругленькая — правда, лишь там и настолько, насколько нужно, быстрые глазки, блестящие зубки, и бездна энергии… Боже мой, сколько энергии! Она расходует ее в тщательно обдуманных атаках — от нежных взглядов до поведения в стиле «свой парень», направленных против всех без исключения существ мужского пола, которые попадают в ее непосредственное окружение. Но мой проницательный взгляд угадал одну вещь: какое-то нетерпение, страх, что «время уходит, мы стареем»…
А что если мне тоже пойти на пляж? Вот-вот наступит час обеда, все начнут возвращаться, и двор превратится в сумасшедший дом…