НЕ наша Russia. Как вернуть Россию? - страница 13

– Вы меня что – промываете? – задал я глупый вопрос.

– Нет, – ответил из-за спины очевидно встревоженный голос медсестры.

У меня закружилась голова, я сообщил об этом, хирург скомандовал положить меня на стол, медсестра придержала меня, когда я опрокинулся на спину. После этого я потерял сознание.

Далее я пришел в себя, когда умер и находился в состоянии клинической смерти, но именно об этом я и пишу статью, поэтому вернусь к этой теме в конце работы.

В конечном итоге я начал приходить в себя как обычно после операции – когда меня выводили из наркоза. В самом начале, как и после первой операции, я ничего не видел, но, в отличие от первого раза, когда ничего не болело, сейчас очень сильно болело то, что мы считаем и называем сердцем, – область под левой частью груди. Говорить я не мог, да и не пытался, поскольку из опыта первой операции знал, что в трахее у меня трубка и она не дает мне продувать голосовые связки. Я попытался приподнять ноги (они действовали), но, видимо, они были под одеялом, и на это шевеление никто не обратил внимание. Руки мои были привязаны к боковинам реанимационной кровати бинтами, но кисть была свободна, и я средним пальцем правой руки начал ритмично бить по боковине. Тут же возле меня раздался голос:

– Он хочет нам что-то сказать! – И после некоторой паузы прозвучал вопрос, адресованный мне: – Вам больно?

– Да! – Я ударил пальцем вертикально.

– Болит грудина? – тут же попробовал догадаться спрашивающий.

– Нет! – Я покачал пальцем горизонтально.

(Дело в том, что мы, «штатские», знаем, что сердце находится слева, а врачи знают, что оно находится практически в центре груди и боли сердца отзываются болью в грудине.)

Повисла недоуменная пауза и меня спросили:

– Легкие?

Я опять покачал пальцем горизонтально.

Опять повисло недоумение, но, наконец, меня догадались спросить, как штатского, не обученного медицинским премудростям.

– Болит сердце?

– Да! – Я ударил пальцем вертикально.

– Так это же и есть грудина! – досадливо воскликнул кто-то. – Потерпи, сейчас мы все сделаем!

Пару минут спустя мне показалось, как что-то прохладное как бы омывает сердце, и боль практически сразу же ушла.

Затем началась уже знакомая по первой операции процедура. Мне сообщили, что отключается искусственная вентиляция лёгких и я буду дышать самостоятельно, но через трубку, вставленную в трахею. Все прошло нормально; я дышал через трубку. Затем предупредили, что сейчас извлекут из трахеи трубку; ее тоже извлекли без проблем. Ко мне стало возвращаться зрение; и я увидел возле кровати мутный контур заросшего черной короткой бородой мужчины в бирюзовом хирургическом костюме – реаниматора.

В реанимации я стал получать первые подробности того, что со мною произошло, и подтверждение того, что я действительно умирал и находился в состоянии клинической смерти. По моей гипотезе, я находился в состоянии, когда моя душа уходила из тела (о душе – позже).

Если бы был задуман эксперимент по введению людей в клиническую смерть с последующим их оживлением, то я был бы для этого идеальным разведчиком, поскольку очень много знаю об этом. Я изучил и «Жизнь после смерти» Моуди, и различные воспоминания умиравших людей, сделанные как ими самими, так и реаниматорами и психологами. Из этих описаний следовало, что умирающего охватывает чувство эйфории, как бы влетает в туннель с ослепительным светом в конце. Умирающие видели операционную сверху, видели себя на операционном столе и делающих операцию хирургов, слышали их разговоры. Причем то, что человек в состоянии клинической смерти слышит разговоры хирургов, похоже, признано и интересующимися этим вопросом реаниматорами; во всяком случае, такие рекомендуют не говорить ничего такого, что могло бы расстроить пациента в состоянии клинической смерти.

В конце концов я сам автор гипотезы о том, что человек не умирает со смертью своего тела.

По этой же причине я и очень плохой разведчик, поскольку могу какой-то свой бред, состоящий из обрывков того, что уже есть в моей памяти, выдать за реальность. Я это понимаю, но мне самому нужна истина, а не ее видимость, поэтому в том, что я пережил, я сам сомневался больше читателей. Сомневался сначала в том, что это было – реальность или сон, бред?