Не наступите на жука - страница 15

Все было сплошь в снегу — яблоневый сад и воздух. Дышишь то ли воздухом, то ли снегом. И уже неясно, неважно, где это происходит — город какой, что за белая улица… Есть только точка на планете с опознавательным знаком: там на ветке шиповника надета коричневая варежка. Там собрались вместе я и мои друзья — убирать первый снег.

Вот основной аккорд празднества: веселье и свобода, снег и мы. Григорий Максович говорит, что он с удовольствием бы огородил эту самую точку — наш интернат — здоровым забором. Забор он подразумевал как границу Вселенной. Вселенная — интернат. Здесь жизнь развивается по законам добра и справедливости.

— Вы ведь какие, — он нам говорил, — всем, что у вас есть, друг с другом поделитесь, не возьмете чужого, не бросите в беде.

— Но идея забора несовершенна, — говорил Григорий Максович. Рано или поздно вам придется выйти в мир, встретиться с другими людьми и удивиться, что не все на свете такие, как вы.

…Фред-африканец с Конопихиной лепят снежную бабу!.. Рома Репин сгребает снег с листьями в сугробы!.. Грущук Алексей из десятого класса разгуливает праздно — франтоватый и своевольный, сам Витя Паничкин ему не авторитет.

А Витя-то, Паничкин! Сидит во дворе на стуле в роскошной ушанке цвета вороньего крыла. Все взрослые надели ушанки, все учителя, директор Владимир Петрович, потом Оловянникова по русскому и литературе, художник Роберт Матвеевич Посядов, Григорий Максович. Вышли на улицу в одинаковых шапках, но разных мастей и различной пушистости. Как в театре: зима — это вата на сцене и действующие лица в мехах. Все высыпали поглядеть на первый снег.

Четвертый урок у нас — шахматы. Был в интернате такой предмет. Вел его Борис Викторович Валетов. Хотя ему больше подошла бы фамилия Слонов или Ферзев, по крайней мере, Пешков! Но уж никак не Валетов, поскольку чего Борис Викторович на дух не переносил, так это когда дети резались в карты.

Шахматы для Бориса Викторовича — все. Погруженный в глубокие думы, он постоянно обмозговывал либо острый вариант английского начала, либо целесообразность позиции К: е 3, или разрабатывал неочевидный план переброски ферзя из центра по вертикали к резиденции неприятельского короля. Поистине чудовищным казалось Борису Викторовичу существование людей, которым неинтересно, что происходит в мире шахмат. Сам он по этому вопросу взахлеб читал всю выходящую в свет периодику.

У адыгейского народа есть такой обычай: когда человек уходит из жизни, у них принято два или три месяца носить ему на могилу еду. Если бы, не дай бог, это приключилось с Борисом Викторовичем, то адыгейцы не менее полугода носили б ему ежемесячник «Шахматы».

Но неверно думать, будто Борис Викторович так уж односторонне видел жизнь. Когда он был еще совсем неоперившимся юнцом, он имел иное страстное увлечение — шашки. Сколько было сомнений и тревог, сколько оглядок, метаний и опаски, когда в один прекрасный день он почувствовал, что смысл жизни не в шашках, а в шахматах.

Борис Викторович очень переменился. Легкий и лучезарный, он сделался сумрачным и несловоохотливым. Едва ли можно было считать его одушевленным существом, когда он часами неподвижно сидел, вперив взгляд свой куда-то в сторону или в пол.

— Я решил бросить шашки, — удрученно, прикрыв лицо рукой, сказал он жене, насмерть перепуганной случившейся в нем переменой. — Кто-то ведет меня, сметает с шашечной доски, нашептывает на ухо: «Борис, твое призвание — шахматы».

Жена заплакала, заподозрив, что заодно с шашками он бросит и семью. Однако Борис Викторович поступил благородно. Он сказал:

— Не плачь, жена. Семью не брошу. Но я не могу сейчас жить обычной жизнью!

И он прекратил выполнять три святые обязанности по дому: бегать в овощной за картошкой, пылесосить персидский ковер и выносить ведро.

Теперь он счастлив: позади остались годы колебаний и свершилось его духовное перерождение. Пусть он пока не мастер, и не кандидат в мастера, но он шахматист-поэт!

Вот Борис Викторович входит в класс: дверь приоткрывается, вплывает — метр на метр — шахматная доска. На ней прицеплены картонные фигуры. Доска тянет за собой Валетова. Он крепко держится за шахматную доску, рука у него плоская, большая, с татуировкой: «Cogito ergo sum» — «Мыслю, следовательно, существую».